Число зверя
Шрифт:
— Я уж не спрашиваю, в каких краях, все равно ведь не скажешь…
— С недельку у тебя отдохну, — сообщил он. — Смотри, если кто сидит в закутке, не выдержит…
— Ой, дурной, — радостно восхитилась Вера. — Да после тебя какой же мне бес нужен? Ждала подружку, собиралась прийти посоветоваться. Ты ее не знаешь, с братом у нее несчастье. У них на другом конце улицы дача, ты ведь даже не представляешь, какой у нас поселок. Одни знаменитости!
— Знаю и представляю, — не согласился он. — Очень нравится мне ваш поселок, кстати сказать.
— Еще бы, — простодушно протянула Вера и опять отпила из бокала. —
— Ишь ты! Неплохо, домработница Нюся… а? Подожди, Вер, — остановил Сергей Романович хотевшую что то сказать хозяйку. — Ну что ты перескакиваешь с одного на другое, с Питера на Полтаву? Ты же о подруге начала.
— А что подруга? Да а… Анастасия… Да ты знаешь, я уже немножко расслабилась от радости. От радости, Сергуня! — уточнила она и указала на свой пустой бокал. — Налей, налей, Сергуня… Привыкла я при отце к хорошим винам… Спасибо, милый, спасибо. — Она подняла вновь наполненный бокал, полюбовалась на свет рубиново нежной игрой старого вина и со вздохом поставила перед собой. — Так вот, Анастасия Павловна Голикова, по мужу потом мадам Монастырская. Мы с ней с дури в геологический поступили, знаешь, время такое было, наслушались разной чепухи… Закончили вместе и только потом образумились, поняли, что мы всего лишь бабы и что не нужна нам эта дикая романтика…
— Ради Бога, Вер, вернись к истокам! — опять остановил ее Сергеи Романович. — Мы так до жареного индюка и через неделю не доберемся!
— Ну, Сергуня, прости, от радости, ей Бо гу! — засмеялась Вера. — Родители и у меня, и у нее оказались на высоте, сам знаешь, на жизнь хватало, не жаловались…
— Вера…
— Все, все, дорогой мой и желанный! Выскочила она замуж за товарища брата, да всего года два и пожила, оба они с ее старшим братом были физиками, работали на каком то секретном деле, номерной город, закрытые программы. Где то на Урале. И муж ее в одночасье, говорит, сгорел, месяц — и готово! А как они любили друг друга, прямо без памяти… Она была на грани безумия, руки на себя хотела наложить.
— Какое потрясающее благородство!
— А ты не ерничай, Сергуня! — обиделась Вера. — Вы, мужики, только по себе и судите, нехорошо.
— Перестань, я же вполне серьезно, с полным пониманием…
— Как же, с пониманием! Все вы, мужики, циники и распутники. Недаром я со своим первым не могла ужиться… хотя подожди, я тебе самого главного не сказала. Брат то у Анастасии после этого, как у них там что то стряслось, рвануло, что ли, ну, крыша у него поехала. Вначале, говорит, исчез куда то, все бросил, жену, сына, и прощай! Два или три года искали по всему свету, думали даже, что выкрали его, за границу умыкнули. Анастасия все в этой закрытой зоне на Урале бросила, сюда перебралась, на отцовское пепелище. Хорошо, в свое время хоть не продала, а хотела ведь. А кто отсоветовал? Да я и отсоветовала… Ты что, говорю, совсем уже от своей любви спятила? Такую домину, в таком престижном месте? А дети пойдут, им что, кукиш с маслом?
— Слушай, Вера, не тараторь.
— Конечно, неужели непонятно? Еще младший был, тоже по ученой части, тоже закрытый, о нем даже Анастасия молчит, совсем уж какой то секретный. Вот я и говорю ей теперь, ну, говорю, кто был прав, подруженька?
Сергей Романович перехватил бутылку из рук Веры, хотевшей вновь наполнить свой бокал, и отставил ее подальше.
— Вот я и говорю, — продолжала хозяйка, как то странно усмехнувшись, с остановившимся взглядом, — всякое бывает. С неделю тому назад старший братец у Анастасии и объявился. Вечером, говорит, кто то скребется в окошко на кухне, в темный сад окошко выходит. Занавеску, говорит, тихонько отдернула и обомлела. Он, он! Слышь, Сергуня, Бога он все это время, говорит, искал, всю, говорит, страну обошел, странником стал… а? Жутко. Ты что, Сергуня, а?
Ее остановил пристальный незнакомый взгляд.
— Нашел? — спросил Сергей Романович.
— Что? — удивилась уже забывшая о своих предыдущих словах разомлевшая хозяйка. — Чего такое нашел?
— Ну, Бога то, нашел?
Вера озадаченно промолчала, затем залилась смехом.
— Да зачем тебе знать, нашел или нет? Давай ка я баньку истоплю, вымою тебя, выскоблю до хруста…
— Зачем, говоришь? — остановил ее Сергей Романович, и в его лице проступила романтическая грусть, даже голос как то переменился, стал задумчивым и вопрошающим. — Ты вот думала когда нибудь, зачем человек на земле живет?
— Для любви, Сергуня, думать нечего, все до нас решено.
— Вот уж в чем я не уверен, так это в твоей бабьей философии, — усмехнулся он. — Нет, Вера, у человека другое предназначение на земле. Явиться из тумана, достичь своего солнца и сгореть в нем. Вот к чему стремится каждый истинный мужчина. Запомни и гордись…
— Что то больно мудрено для меня, — вздохнула она нетерпеливо. — Со мной вон уже сколько мужика не было, месяцев пять! После тебя никак не могу, не один набивался, не могу, и все… А ты.может, коньячку рюмочку?
Теперь и Сергей Романович коротко усмехнулся, польщенный и возбужденный ее явным нетерпением, придвинулся к ней, обнял, прижал к себе, и она, возбуждаясь от его властных и жадных рук, тяжело потянула его вниз, на толстый текинский ковер. А затем, придя в себя и несколько успокоившись, они долго вместе плескались в просторной ванне, но уже за столом, лениво и ублаготворенно вновь потягивая в меру терпкое вино, Сергей Романович как то, словно между прочим, обронил:
— Знаешь, Вер, ты сделай, чтобы мне встретиться с этим странником… так, незаметно как нибудь, как ты умеешь…
— Серьезно или шутишь? Ничего не пойму…
— Сам не знаю, — так же искренне ответил Сергей Романович. — Я ведь тоже по своему бродяжка — командировки, командировки, нынче здесь, завтра там, а без этого вроде и жизни нет, привык… Без дороги не могу. А если он, странник чудный, что то такое особое знает и мне скажет? Избавлюсь от своего зуда, и заживем с тобой припеваючи, буду клубничку растить, глядишь, дите проклюнется, знаешь, этакий белоголовый постреленок, глазенки быстрые, знай лепечет себе — мама, папа… а? Недурно, Вер? Ты вон еще какая молодка, кровь с перцем, такого себе парня отгрохаем или дочурку, ласковую ласковую шалунью, в косичках розовые бантики… а?