Чистая вода
Шрифт:
— Лизы нет в живых,— робко сказал Юн.
— Чушь. Это неправда, даже если это написано на стене.
— Откуда ты знаешь?
— Юн, нельзя, чтоб из-за таких вещей у тебя появлялись страхи.
— Осенью водолазы нашли что-то в Лангеванн. Может, Лизу?
Нельзя было говорить это, но Юн жил в постоянной тревоге, весь извелся — вот и вырвалось.
— Ты заговариваешься,—ровным голосом " сказала Элизабет.— Это просто мрачная, неудачная шутка. Я не дам и пяти эре за эти твои «пятна» в Лангеванн. Дед тоже чего только в озере не видел — ты забыл? Тогда решили, что там живет
— Да, но…
— У тебя неуемная фантазия. Помнишь, как ветром снесло крышу с овина Карла и она упала на дорогу? А ты решил, что началась атомная война, настал Судный день и бог знает что.
— Мне же было лет десять, если не семь…
— Пятнадцать. Это случилось летом, после твоей конфирмации.
— Какое лето? Ноябрь.
— Нет, это было в июле, в самую страду! Сушила сдуло в море, помнишь?
Да, про сушила он помнил.
— Лиза живет припеваючи. Я видела ее пару месяцев назад, не больше. Ей пришлось уехать с острова из-за проблем с отцом — только из-за этого, кстати говоря,— и она сейчас у родни на юге. Юн, тебе нужно понять это и смириться, ты же взрослый. Жизнь не похожа ни на кино, ни на детектив. В основном она обычная и очень скучная…
Под водостоком на улице звенела капель, успокаивающе постукивали спицы в руках Элизабет, и старые ходики на стене тикали в своем обычном сонном ритме.
Юн вернулся к повседневности и сказал:
— Карл зовет меня искать овец.
— Понятно. А платить будет?
— Да нет…
— Так я и думала. Знаешь, сколько он взял за то, что вытащил из кювета машину Ханса?
— Нет.
— Триста крон! Живоглот. Почему это ты должен пахать на него бесплатно? Деньги у него есть.
Это уж наверно. Коров и быков у него много, фонд помощи жертвам стихийных бедствий ему не отказывает, работники у него нелегалы, да еще Карл ухитрился немало вытянуть из муниципалитета за то, что водопровод прошел по его земле. Так посмотреть, дела у Карла лучше, чем у большинства крестьян на острове, хотя хутор его и лежит в развалинах.
В тот вечер Юн засыпал, думая о Георге. Его мучило, что водолаз не дает о себе знать. Он уехал более месяца назад — слишком большой срок для того, чтобы его молчанию можно было найти какое-то утешительное оправдание.
15
С утеса ему открывалась вся деревня, одинокие хутора на севере острова, изрезанный шхерами берег. Юн искал в горах овец, не для заработка — от Карла гроша ломаного не дождешься,— но чтобы вырваться из дома. Там переезд из планов становился реальностью. Элизабет по мелочи паковала вещи — то картинку, то бра; как придет из школы, так до ночи и складывает. Медленно, но упорно она убирала его мир со столов, стен, со всех привычных мест и прятала в серые коробки, расставленные по всему дому, который теперь скорее напоминал склад.
Юн получил деньги за работу на озере Лангеванн и в каком-то безнадежном порыве купил на них вагонку для западной стены. Но было поздно: бессмысленные, по ее мнению, траты уже не могли заставить Элизабет свернуть с пути.
— Хоть в море выкини! — рассмеялась она ему в лицо. Все было решено.
Вот он и сбежал в горы. Здесь между ним и пропащей деревней лежит печальная даль. Там внизу все замерло. С рыбой на этот год покончено, бочки с засоленной селедкой стоят за рыбзаводом, скот в стойлах, стройки, включая водопровод, заморожены до тепла… Настала осень: куда ни бросишь взгляд — слякоть, мокрый снег, бурые поля и черные горы.
Юн закрыл глаза, уперся лбом в скалу и подумал, что, если бы не разоряли дом его детства, он был бы вполне счастливым человеком. Про пятно в воде он забыл, видения его больше не посещали. Он мог бы наслаждаться осенне-зимней спячкой, хотя бы обществом Карла и его косматых овец. Легонько уткнуться головой в камень, знать, что есть в этом мире Юн,— и ничего больше не требовать.
В ложбинке внизу посыпались камешки и комья грязи. Кто-то вскрикнул и побежал. Когда Юн открыл глаза, в березняке на соседнем склоне что-то шевелилось.
У ручья в ложбине, поросшей густым лесом, он встретил Кари, бывшую спутницей Георга на празднике, и парнишку-скотника, возившегося с каким-то мокрым тюком: Это был ком из одежды и дамская сумка, которую Юн узнал с одного взгляда.
— Что это? — испуганно спросила Кари, переминаясь с ноги на ногу.
— Пальто и сумка,— ответил скотник.
— Фу! — фыркнула Кари.— Пусть лежит, пойдемте дальше. Овцы наверняка выше.
— Я нашел это под камнем.
Скотник указал на расщелину под замшелой плитой, напоминавшую лаз.
— Зачем кричать-то? — Юн подошел к ним.— Чего ты испугалась? Кучи одежды?
— Я не испугалась. Но она какая-то… мерзкая.
Юн заглянул в расщелину. Человеку хватит места, чтобы заползти в нее и исчезнуть. Он стал вспоминать, бывал ли тут прежде.
— Брось,— не унималась Кари.— Пойдем дальше.
— Это вещи Лизы,— сказал Юн. Скотник уронил тюк — наверно, вспомнил надписи на стенах в деревне.
В ту же минуту Карл, скользя, спустился с пригорка и спросил, почему они тут застряли. Никто не ответил.
Юн развязал узел и открыл сумку. В ней лежали розовая расческа, разбитое зеркальце, коробочка слипшихся конфет и записная книжка с пластмассовой обложкой, поблекшей от влаги. На замке и ручке ни пятнышка ржавчины; никакого намека на гниль или плесень ни на одежде, ни на кожаной сумке. Значит, они валяются тут месяца два, не больше.
— Откуда ты знаешь, что это… ее? — спросила Кари, и Юн заметил, что она не хочет называть Лизу по имени.
— Я узнал,— ответил он.— Это ее расческа.
— Она может быть чьей угодно,— вставил скотник.
— Фу… — простонала Кари.— Как ты можешь к этому прикасаться?
— Почему мне нельзя это трогать? Его раздражал испуг девушки.
— Ты видел, что дети на стенах малюют? — спросил Карл.— «Лизы нет в живых».
— Это не дети,— сказал Юн.
— Вот как… А кто? Взрослые такими вещами не занимаются.
Юн оглядел вещи. Брюки, пальто и свитер, Лиза сама его вязала, насколько он помнил. И все столь же подлинное, очевидное, как буквы на стене.
— Да я спокойно их трогаю,— пробормотал он.— Ничего такого. Хотите, могу причесаться расческой.