Чисто конкретное убийство
Шрифт:
— Но уж если ты решилась на Патрика, лучше было бы выйти за него замуж, чтобы у ребенка был законный папочка. Существуют разводы, если что…
Баська на полдороге сменила направление, вернулась к своему стулу и плюхнулась на него еще решительней, чем с него сорвалась. При этом она ударилась коленом, зашипела и помассировала ушибленное место.
— Без надобности.
Ох как нелегко было с ней разговаривать…
— Что без надобности? Папочка или замужество?
— Замужество. Я уже замужем.
— О господи! Ты меня доведешь до того, что я тяпну ненавистного коньяка, на нервах
— За Патрика, за Патрика, я же говорю, что я его выбрала. В прошлом году. Я даже хотела тебя пригласить, потому что ты — единственный человек, достойный доверия, но ты куда-то пропала, и я не могла тебя найти. В свидетели мы пригласили двух совершенно чужих людей, никто до сих пор ни о чем не знает, ты первая.
Баська снова вскочила с места. Она носилась по всему дому, слегка прихрамывая, пустилась в путешествие вокруг стола, выскочила на балкон, вернулась, внезапно заметила бутылку, налила себе коньяка, половину выпила.
— Фамилию я не меняла и не сменю, — заверила она меня и продолжила тему дальше, изливая все истерики, неврозы, бессонницы и всякие другие пакости, которые уже два года доводили ее до бешенства. Никаких успокоительных отрав она в рот не брала, тоже назло (да и на всякий случай), и не будет добивать организм всякой химией!
Я слушала ее терпеливо, но без особого удивления, потому что предвидела нечто подобное. Ведь я ее хорошо знала. С точки зрения физиологии она была абсолютно здоровой, идеально нормальной, без каких-либо патологий. Сильная, энергичная, ничем не болела. Поэтому она так сильно и злилась. Настолько нормальное существо не может и в любом случае не должно позволять себе какие-то безумства, а именно этого ей как раз и хотелось. Характер вступил в конфликт с физиологией, физиология стала лидером — и все тут. Давно пора!
Баська ругательски ругала охотничий домик, и тут я что-то смутно вспомнила. Воспоминание было расплывчатым, причем таким, какие я охотно вычеркивала из памяти. Ассоциация с буреломом, стволом столетнего дерева, который перегородил дорогу на берегу озера. Дорогу… Если это была дорога, то я — горбатая циркачка: узкая, болотистая, с уклоном к воде… А выезжать обратно мне пришлось задом…
При чем тут это? Конечно, Бартош!
Неужели он до сих пор будет попадаться мне на каждом шаху?
Но где-то в той истории был и охотничий домик…
Я его в глаза не видела, так до него не доехала и поклялась, что больше никогда в жизни не позволю затащить себя в дикие пейзажи! Я даже отметила это жуткое место на карте, вопрос только, на какой именно. Атлас автомобильных дорог пятнадцатилетней давности? Или еще более древний? Какое счастье, что я ничего не выбрасываю!
Однако я решила пока не будить в Баське никаких надежд. Сначала сама поищу, может быть, даже на местности. Там многое могло измениться, столетний бурелом мог сгнить, кто-нибудь мог спихнуть его в озеро, чтобы окончательно испаскудить воду… Тут же проснулось очередное неприятное воспоминание: Бартош на разных картах любил отмечать всякие разные места. Это были штабные карты, тоже святыня, доступа к которой я не заслуживала. Мне было дозволено
Я перебила Баську на полуслове:
— Насчет Анны Бобрек ты права. Я попробую по блату дознаться, что у нее нашли. Но подожди, прежде чем сменим тему… Почему ты начала эти разговоры с меня, а не с Патрика?
Баська моментально переключилась:
— Потому что не хочу, чтобы он терзался, временами во мне просыпается гуманизм. С одной стороны, радость, а с другой — одни огорчения. Я совсем не хочу, чтобы он впал в невроз.
— Насчет радости я понимаю, а вот огорчения откуда?
— Презренный металл, — мрачно пояснила она. — Надо было бы что-то сделать с квартирой, тут маловато места для детей. Ну хорошо, я тебе расскажу, только ты ему не говори, что я тебе рассказала. У Патрика есть брат, на десять лет моложе.
Баська порылась под грудой бумаг на столе, нашла сигареты, закурила и вздохнула.
— И что этот брат? — спросила я осторожно, опасаясь, что сейчас услышу о наркотиках или другой дурости.
Оказалось, все гораздо хуже.
— Он прикован к инвалидной коляске. Какое-то повреждение позвоночника, которое можно прооперировать, но не у нас, только в Швейцарии, и стоит-то ерунду — какие-то там сто двадцать тысяч евро, вместе с реабилитацией получается около ста пятидесяти. Патрик неплохо зарабатывает, на сегодняшний день он накопил на эти цели около шестидесяти тысяч, но ты сама понимаешь, что квартирные роскошества нам не по карману. Он бы сразу занервничал и не знаю, что еще, а меня бы моя дурацкая совесть сразу заставила задуматься о международной контрабанде на грузовом транспорте. Даже и думать не надо, наркотики — самое выгодное, но у меня к ним душа не лежит. Один раз в жизни провезла, удалось, адреналина получила — по самое не могу, ну и хватит. На водку и сигареты у таможенников аллергия, это они вылавливают у всех подряд, да мне вовсе и не хочется этим заниматься. Поэтому я так и уцепилось за это наследство, и меня лихоманка трясет. Надеюсь, тебя это не удивляет?
Нет, меня это совсем даже не удивляло.
— Если бы Анна Бобрек что-то знала, от Бартоша по крайней мере была бы какая-то польза…
— А ты что-нибудь про это знаешь? — оживилась Баська.
— Нет. Смутно подозреваю. Вилами писано на бурном потоке, но попробую проверить.
— Я уверена, что он ее тоже таскал за собой по чащобам и буеракам! Ладно, так и быть, оставлю себе малюсенькие надежды. Большие могут не сбыться…
Возняк так отчаянно расстарался, что уже через два часа после звонка сына жертвы организовал опознание.
Эва Гурская уже не требовалась, но могла прийти в качестве зрителя — уж это-то она заслужила. Зато Анна Бобрек выходила на первый план, потому что этого сына она когда-то видела собственными глазами. После нее — Феликс, он знал Бартоша в ранней юности. И, разумеется, Марленка, которая приемного дядюшку видела со своего рождения, что не означает, что он намертво врезался в память младенца. Хотя кто его знает? Сейчас разные глупости плетут: говорят, что плод в утробе матери слушает разговоры взрослых, и от этого якобы молодежь сейчас такая распущенная…