Чистое золото
Шрифт:
Прозвенел звонок.
Татьяна Борисовна, говорившая о переезде семьи Маяковских в Москву, остановилась на полуслове и растерянно спросила:
— Перерыв, да?
Ей казалось, что все идет хорошо. Ребята слушают. И Надежда Георгиевна как будто довольна. Почему только она шепнула, когда после перемены опять входили в класс: «Ближе к делу, Таня»?
Новикова давала характеристику литературы начала века. Она говорила о символистах, о борьбе Горького с ними, торопясь приводила примеры, читала наизусть стихи, не
Когда урок кончился, оказалось, что биография поэта за этот час не подвинулась вперед.
Пробормотав: «Закончим в следующий раз», Новикова, обогнав директора, вбежала в учительскую. Обернувшись к входившей Сабуровой и приложив руки к пылающим щекам, она спросила:
— Ну как?
— А тебе самой как кажется? Понравилась ты ученикам?
— Н-не знаю.
— Разве не видно по глазам, по улыбкам?.. Конечно, ребята оценили твой живой, интересный рассказ. Для первого раза я считаю, что ты справилась очень недурно.
— Правда? Серьезно? Вы действительно так думаете? — взволнованно спрашивала Новикова. — И неужели у вас нет ни одного замечания?
Сабурова засмеялась:
— Ну, замечания-то есть… О мелочах потом расскажу тебе подробнее, а главное вот что: ты очень увлеклась, стала повторяться. Символизм можно и нужно было охарактеризовать короче.
— Ну, знаете, шоры на себя надевать я не могу! Это собственной песне надо на горло наступить, как Маяковский говорил.
— Видишь ли, важно не только знать материал, но и уметь расположить его. У тебя много времени ушло зря. Следи за собой, иначе не успеешь пройти программу.
«У каждого пожилого человека есть свой «пунктик», — с молодой уверенностью в своей правоте подумала Новикова. — У Надежды Георгиевны — это планирование. Вот она показывала мне свои записи о Фоме Гордееве: недовольство жизнью, неумение найти выход… Зачем, зачем это писать? Разве без плана она забудет, кто такой Фома Гордеев? Наверно, сто раз о нем рассказывала. Нет! Главное — горячо, вдохновенно рассказать материал, зажечь учеников, а это мне должно удаваться!»
Глава седьмая
Татьяна Борисовна работала в школе уже две недели. И две недели глаза учеников внимательно следили за ней. Они многое видели, эти карие, серые, синие смешливые, серьезные и требовательные глаза.
Разговор о новой учительнице начался неожиданно. Уроки уже кончились, но ребята сидели в классе, дожидаясь комсомольского собрания.
— А все-таки не просто себя чувствуешь с Татьяной Борисовной, — начала Лиза. — Чудная она… И стихи как-то странно читает…
— Стихи так и надо читать: чтобы и ритм слышался и мысль автора была понятна, — отозвался, не отрываясь от работы, Толя Соколов.
Он вырезал из кусочка дерева какого-то зверя, и мальчики, сгрудившись вокруг него, решали, кто это будет: носорог или бегемот.
— Очень хорошо, что она не читает стихи, как басни, с этаким актерским «выражением», — продолжал Соколов.
— Ну ладно, пусть читает как хочет! Но для класса-то она чужая, разве ты не видишь? Даже по фамилиям не может всех запомнить. Как на днях получилось с Таштыпаевым!
Лиза говорила о недавнем случае.
Новикова вызвала на уроке Петю Таштыпаева, но при этом почему-то смотрела на Ваню Пасынкова. Несмелый Ваня покраснел.
«Таштыпаев болен», — объявил дежурный.
«Как болен? Вы не можете отвечать?»
«Могу… только…»
«Что «только»? Можете или нет?»
«Я не Таштыпаев».
«Как?»
«Он не Таштыпаев!» — закричали десятиклассники.
«Позвольте, как же ваша фамилия? Пасынков? Ну, у Пасынкова тоже нет отметки. Идите отвечать».
Татьяна Борисовна поставила Ване пятерку, а вечером дома спросила Тоню, не посмеялись ли над ней ученики и не назвался ли Таштыпаев Пасынковым. Тоня страшно обиделась:
«Что вы, Татьяна Борисовна! У нас ребята не обманывают учителей!..»
— Ванька с Петром и не похожи вовсе, — возмущалась Лиза, — а она их спутала! И вообще… до сих пор вызывает по журналу…
— Это все пустяки! — снова перебил Соколов. — Зато рассказывает хорошо.
— Рассказывает тоже не просто. Хорошие-то ученики понимают, а проверить, поняла ли Заморозова, например, или Сухих, ей в голову не приходит…
— Ну и что же? — горячо вступилась Тоня. — Мы не маленькие, чтобы нам все разжевывать и в рот класть. Она с нами, как со взрослыми, обращается… Ведь скоро в институтах будем учиться. Думаете, профессор так лекцию начнет: «А знаете ли вы, ребятки, что у паука не шесть, а восемь ног? Не знаете? То-то и оно!»
Тоня сделала гримасу и запищала, изображая неведомого профессора. Все засмеялись, а Толя Соколов поморщился:
— Не кривляйся, неприятно смотреть… Никто из педагогов так с нами не разговаривает и ребятками нас не называет. Я с Моргуновой отчасти согласен: в жизнь класса Татьяна Борисовна еще не вошла, но…
— Мне она нравится, и все! — перебила его Тоня. — А ты ничего в людях не понимаешь и мыслишь примитивно. Вот!
Толя передернул плечами и наклонился над своей деревяшкой.
— И что это собрание не начинают? — забеспокоилась Лиза. — Илларион-то приехал или нет? Кто его видел?
Илларион Рогальский уезжал на несколько дней в район на комсомольскую конференцию и должен был вернуться сегодня.
— Приехал, его Мохов видел. Собрание сейчас начнут, — холодно отозвался Соколов и отложил в сторону свое изделие. — Ты, Моргунова, обвиняешь Татьяну Борисовну в том, что она неумело держится. А зачем ты ей мешаешь?