Чистое золото
Шрифт:
— До дому-то километров шесть, не меньше! — ужаснулась Тоня. — Пошагал он вчера!
— Зачем сюда вернулся? Почему брату ничего не сказал? — сердито спросил Петр Петрович.
— Мухамет ругаться бы стал… Я пришел, чтобы Степе не страшно было.
— А тебе разве не было страшно?
Митхат засопел и как-то очень убедительно взглянул на Новикову:
— Очень страшно, Татьян Борисовна. Лес, никого нет… Сова кричит, потом вы кричите…
— Так ты слышал? Почему же не отвечал?
— Боялся, наверно… Я когда услыхал — Татьян Борисовна кричит, тогда отвечал, — сказал Митхат и вдруг
— Ну, тише, успокойся. Ведь все уже прошло! — утешали его Новикова и Тоня.
А Петр Петрович сказал:
— Будет, будет тебе! Такой храбрец — и вдруг плачет. Ты скажи, зачем удочку сюда приволок? Воды ведь здесь нет.
— Степу кормить, — всхлипывая, отвечал Митхат. — На крючок хлеба сажал — бросал… Он ловил…
Тоня, не сдержавшись, захохотала, за ней Новикова и Петр Петрович. Митхат отнял ладони от лица и всхлипнул последний раз. В повеселевших глазах его еще стояли слезы, но тоненький добрый смех уже одолевал их.
Это веселье разбудило Моргунова. Бадейка закачалась, и Степа, грязный до неузнаваемости, высунулся из нее. Белые вихры его торчали во все стороны.
— Ой! Здравствуйте, Петр Петрович! Татьяна Борисовна, и вы здесь? — сказал он хрипло и вежливо. — А я слышу разговор и думаю, с кем тут Митхат?.. — Он помигал, окончательно просыпаясь, и встревожился: — Неужели вы нас искали? Тоня, а что дома? Беспокоятся мама и Лиза?
— А как ты думаешь? — сурово ответила Тоня. — Бессовестный! Попадет тебе и от мамы и от Лизы!
Степа огорчился.
— Я же не знал, что так получится, — пробормотал он. — Если бы тут спрыгнуть можно было… а то высоко!..
Неожиданно он взмахнул руками и скрылся. Дорога пришла в движение. Все быстрей и быстрей бадейка двигалась к вершине гольца.
— Поехал! — с облегчением сказал Митхат.
— Как он спал там, на холодной железине? — с тревогой молвила Тоня.
— А я пальтушку принес, на удочке ему закинул, — серьезно ответил Митхат.
«Какой ужас — дети! — с отчаянием думала Татьяна Борисовна. — Он, такой маленький, сумел заставить себя в темноте вернуться в глухое место, чтобы принести товарищу хлеба и эту их «пальтушку»… Он просидел всю ночь, борясь со своими страхами, проявил и храбрость и изобретательность, а отговорить Степу от дурацкой шалости не сумел, да и не счел, вероятно, нужным».
— Пойдемте навстречу Степе, — предложила Тоня. — Заодно старую шахту посмотрим. Она здесь недалеко, Лиственничка…
— Идите вы с Петром Петровичем, — сказала Новикова. — Мы с Митхатом вас здесь подождем.
Петр Петрович встал и зашагал в гору.
Они поднимались по неровной, заросшей блеклой травой дороге. Снова начался мрачный, неприветливый лес.
— Не так близко эта шахта, как вам показалось, — проворчал Петр Петрович.
Стали попадаться вырубленные участки, штабеля бревен и распиленных чурбаков. Впереди послышался громкий хохот. Тоня тоже засмеялась:
— Лесорубы Степу обнаружили. Идемте скорее!
Лес кончился, и они опять вышли на открытое место. Упругое крыло ветра мягко, но сильно обняло их.
На утоптанной площадке, несколько ниже вершины гольца, столпились парни и девушки. Они со смехом глядели на Степу.
— Ваш, что ли? — крикнула одна из девушек, увидев Тоню и Петра Петровича. — Хорош! Ничего не скажешь!
— Хоть вместо чучела на огород ставь! — подхватил рослый парень.
От людей, долго работавших в лесу, от свежих чурбаков и щепы, плотно устилавшей площадку, шел острый смолистый запах. Загорелые смеющиеся лица лесорубов, легкий утренний воздух — все показалось Тоне прекрасным.
Степа, видимо радуясь, что стоит наконец на твердой земле, не обнаруживал особенного смущения и сам смеялся. Однако, поймав строгий взгляд Петра Петровича, он заморгал и опустил голову.
— Иди-ка, брат, на расправу, — сочувственно сказал ему кряжистый чернобородый лесоруб. — Шутки это, однако, плохие… — добавил он серьезно. — Хорошо, что летом ты в такую переделку попал. А лет десять назад один умник зимой задумал прокатиться с гольца на прииск…
— Ну, и что? — со страхом спросил Степа.
— Что? Стала дорога — он и замерз. Утром ледышку с бадейки сняли… Ну, пошли, ребята!
Он ушел с товарищами в лес. На площадке осталось несколько парней, грузивших бадейки.
— Куда же ты, Тоня? — закричал Степа, видя, что девушка поднимается в гору.
— Выше нам надо подняться, — сказал Петр Петрович. — А ты, голубчик, помалкивай, тебе подумать есть над чем… Ну, Тоня, вот и Лиственничка!
Тоня жадно осматривалась кругом. У нее даже забилось сердце — так поразила ее пустынность, заброшенность места. Правда, невдалеке работают люди, но тут этого не чувствуешь. Голо и глухо. Повалился набок полусгнивший копер, ниже стоит угрюмая стена леса, склон гольца изрыт старыми шурфами. Ровной грядой сбегают вниз заросшие отвалы. А ведь когда-то здесь шла горячая работа! Спускались под землю горняки, скрипел ворот, поднимая добычу, богатая золотом руда уходила по подвесной дороге на прииск в дробилку… Какими счастливыми должны себя чувствовать те, кому удастся доказать, что в старой шахте есть золото!.. Что же, рано или поздно до Лиственнички доберутся. Может быть, Андрюша Мохов будет работать именно здесь.
— Знаете, как выяснить давность работ? — спросил Петр Петрович и указал на осину, выросшую на отвале: — Спилите дерево, определите его возраст по кольцам и прибавьте пять лет. После возникновения отвала деревья на нем прививаются не раньше чем через пять лет.
Тоня подошла к самой шахте. Колодец был завален землей, остался только узкий ход вроде лисьей норы, полузакрытый кривой березкой.
— Как грустно… Я никогда не думала, что это так грустно выглядит! — сказала Тоня.
— Да, брошенное производство, пожалуй, кажется еще печальнее, чем покинутое жилье, — согласился Петр Петрович.
Тоне вдруг почудилось, что за поваленным копром что — то шевельнулось, а Степа умоляюще сказал:
— Пойдемте отсюда! Невесело здесь как-то!
Где-то близко чокнула белка. Распустив свой пушистый парус, зверек перемахнул с вершины на вершину.
Начали спускаться. Татьяна Борисовна вела Митхата, Степа плелся сзади. Мальчики присмирели, а когда спустились в Мокрый Лог, уже освободившийся от тумана, Митхат сказал, глядя снизу вверх:
— Татьян Борисовна, а если Мухамет меня ругать будет, мы со Степой опять сюда уйдем. Тут и жить будем.