Чистосердечное убийство (сборник)
Шрифт:
Когда Ершова ввели, Гуров по его глазам понял, что майор сильно взволнован. Это предчувствие или он что-то знает?
— Что вы такой нервный? — спросил Лев Иванович, когда тот уселся на стул и сжал руки на коленях.
— А я не должен быть нервным? — осведомился Ершов глухим голосом. — Мне улыбаться надо? Вы зачастили ко мне, а ничего хорошего я в этом не вижу. Особенно если учесть, что в прошлый раз мы объяснились. Опять уговаривать будете? Бесполезно! Мне дочь дороже собственной жизни. Все.
«Судя по стиснутым зубам и напрягшимся желвакам на скулах, Ершов и
— Нет, Ершов, — возразил полковник. — Не тот сейчас случай, когда вам можно играть в молчанку и вешать на себя чужие грехи. И как раз из-за вашей дочери.
— Что с ней? — Ершов вздрогнул, сразу догадавшись, что этот человек пришел к нему не с добрыми вестями.
Глаза у него сделались очень большими, просто огромными.
— Что?
— Плохо. У меня есть основания полагать, что ее похитили.
— Вот!.. — бесконечно усталым голосом сказал Ершов, опуская голову. — Это и случилось. Я же говорил вам, что она — залог всего. Что ее не пощадят, если я открою рот. Зачем вы все это делаете? Вам-то какая разница, кого посадят? Бурмистрова уже не вернешь.
— Для меня очень большая разница, — жестко ответил Гуров. — Просто огромная! Так возможное отличается от невозможного. Сидеть должен тот, кто убил. И тот, кто велел это сделать. Невиновный человек не может угодить за решетку! Дети не обязаны страдать из-за грязных игр взрослых. Скажите, разве это не повод, чтобы вмешаться во все то, что тут происходит? Вы, майор полиции, мне говорите такие вещи!
— Я отец! — закричал Ершов, глядя в глаза Гурову. — Понимаешь?
— А что, отцы перестают быть офицерами полиции? Они не борются с преступностью? И не надо на меня так смотреть, я вас жалеть не буду. Надо было решение принимать сразу, прямо там, у ангаров, когда кто-то стрелял в Бурмистрова. Вы из слабости купились на угрозу! От вас требовались срочные действия, а вы медлили, думали о дочери. Плохо, конечно, не это, а то, что вы дали преступникам возможность запугать вас, угрожать вам. Им не было бы смысла мстить ей, если бы вы там с оружием в руках защищали закон, пусть даже погибли бы, но честным человеком! А я теперь должен спасать вашу дочь, вытаскивать вас из этого дерьма, в которое вы сами себя втоптали. И он еще на меня глазами сверкает!
— Я отец, — прошептал Ершов, снова поникнув головой.
— Ладно, отец! Вот если бы ты в первую нашу встречу все рассказал честно, предупредил бы, что тебя шантажировали, угрожали дочери, сейчас многое было бы по-другому. Я ее найду. В лепешку расшибусь, а разыщу. Даю слово офицера, если для вас оно еще что-то значит.
— Это все сотрясение воздуха, — с интонациями испортившегося автомата ответил Ершов, глядя в пол. — Они сказали, что убьют ее, если я не возьму все на себя. Ничего я вам не скажу. Вы все испортили.
Гуров мучился минут тридцать, но ничего вразумительного от упавшего духом майора не добился.
К вечеру Рогозин рассказал, что все оперативно-разыскные мероприятия, которые он смог организовать втайне от начальства, пока результатов
Седов, уставший и недовольный, встретил Гурова на пороге кабинета. Капитан собирался куда-то идти, но увидел полковника и вернулся назад.
— Все, Лев Иванович, я иссяк. — Он махнул рукой и уселся верхом на стул. — Результата ноль. Ровным счетом ничего.
— А подробнее? — спросил Гуров бодрым голосом.
Лев Иванович хорошо понимал молодого офицера. Он сам в его возрасте был таким. Каждая неудача казалась ему катастрофой, любой собственный промах бичевался как никчемность, бесталанность и тупоумие. Только с возрастом, с опытом сыщик привык воспринимать свои ошибки как временные явления. Они тоже давали результат, который отметал часть версий. Алексея Седова сейчас стоило подбодрить, а не делать скорбное лицо и не рвать волосы на голове.
— Куда уж подробнее, — проворчал Седов.
— Как куда? — удивился Гуров. — Ты проделал определенную работу, ее нужно проанализировать, выявить бесспорно доказанное, сомнительное, упущенное. На основании твоего доклада нам предстоит наметить план дальнейших действий.
Седов растерянно покрутил головой, смутился и сел на стул уже нормально, как все воспитанные люди в присутствии начальника.
— По Интернету я установил, что в городе действуют двенадцать организаций, оказывающих услуги по перевозке пассажиров легковым автотранспортом, — начал рассказывать Алексей, старательно подбирая слова.
Гуров мысленно улыбнулся. Вот теперь у него мозги встали на свои места. А то кинулся в панику! Вон и слова подбирает как будто рапорт пишет: «установил», «оказывающих услуги», «легковым автотранспортом». Быстро собрался, молодец!
— Вызовов по нашему адресу в запрошенный день не было. В течение двух часов водители всех радиофицированных машин были опрошены на предмет перевозки пассажирки от здания управления. Подтверждений не было. До конца дня представители остальных таксомоторных организаций сообщили, что их водители в указанное время возле здания полиции девушку не сажали. Кстати, у девяти организаций вообще нет машин такси желтого цвета.
— Ты уверен в результате? — спросил Гуров, глядя молодому офицеру в глаза.
— В каком смысле?
— Во всех. Это одна из основ нашей профессии, Леша. Если ты проделал большую кропотливую работу, то должен сам себе честно признаться в том, что больше сейчас в этом направлении ничего предпринять просто нельзя. Полученный результат соответствует действительному положению вещей. Так ты уверен, что никто из таксистов Ольгу к себе в машину не сажал?
— Я уверен, в том, что она добровольно не садилась ни в одну из машин такси, — после небольшой паузы ответил Седов. — Это был обыкновенный частник. Либо таксист содействовал преступникам и не сказал правды. Допускаю, что это вообще было не такси, и прапорщик ошибся.