Чистовик
Шрифт:
Хотя, как ни странно, факт убийства «акушерки» работает в мою пользу. Оказывается, никто и нигде их не любит…
Городок и впрямь был маленьким – сразу за мостом потянулись поля, то ли заброшенные в силу неплодородности, то ли по-осеннему выглядящие заброшенными. Совершенно по-российски лежал ржавой кучей металлолом, чуть поодаль – старые покрышки и штабель прогнивших досок. Но дорога, тянущаяся сквозь поля, была прилично асфальтирована, и бежал я легко. Взамен промокшей одежды Марта снабдила меня такой же, какую носила и сама: джинсами, кроссовками,
Мелкой рысцой я бежал по освещенной лунным светом дороге, все дальше и дальше удаляясь от городка. Далеко впереди новогодней гирляндой мерцали фонари – то ли вдоль шоссе, то ли вдоль железки. Холодный воздух был чистым и сладким, с легкой горчинкой прелых листьев и далекого дымка. Таким он бывает только осенней ночью вдали от городов.
Было какое-то неприятное ощущение, дежа-вю, в этом ночном бегстве. Мне вспоминалась Иллан, убегающая от Цая. И я сам, всего лишь сутки назад (трудно поверить!) прячущийся от спецназовцев с Аркана.
Перейдя на шаг, я закурил. Похоже, Марта уговорила местного полицейского не проявлять излишнего рвения. Минуты три я шел в сторону фонарей, покуривая и размышляя, куда двинуться – в Гданьск или сразу в Варшаву, где таможенников наверняка будет больше. Через обычную, человеческую границу мне без паспорта и виз никак не перейти. Разве что, по примеру шпионов из старых фильмов, привязать к рукам-ногам коровьи копыта и на четвереньках рвануть через контрольно-следовую полосу…
Нет, не зря говорят, что курение – опасно для жизни! Я оглянулся совершенно случайно.
Господин полицейский с очень польским именем и фамилией выглядел соответственно – будто пан с каких-нибудь старых карикатур или иллюстраций. Крепенький, с животиком, с пышными усами, коротконогий.
Но при этом мчащийся вслед за мной в знакомой «механической» манере полицейских-функционалов.
Я кинулся наутек. Полетела в пыль недокуренная сигарета, ветер перестал казаться прохладным, стал горячим. Дурак… идиот… расслабился…
– Эй! Эй, парень!
Голос вроде как доносился издали. Я оглянулся на бегу – и остановился.
Пан Кшиштоф Пшебижинский стоял посреди дороги, будто налетел с размаху на невидимую стенку.
Ага.
Я усмехнулся и вразвалочку пошел назад. Остановился метрах в двадцати от полицая. Пан Кшиштоф мрачно расхаживал вправо-влево, будто голодный тигр у решетки в зоопарке.
Решетка и впрямь была, только невидимая. Точнее, не веревка, а «поводок». Проклятие любого функционала.
– Далеко от функции? – спросил я любезно.
– Одиннадцать километров и шестьсот двадцать метров, – мрачно ответил Кшиштоф.
– Бывает, – кивнул я. – Ты что-то хотел спросить?
– Подойди поближе, – попросил полицай.
В ответ я обидно рассмеялся. Достал и закурил новую сигарету.
– Слушай, парень… как там тебя…
– Кирилл.
– Тебя ж все равно поймают! – Пан Кшиштоф похлопал себя по карманам. – Эй… сигареты не будет?
Я достал из пачки половину оставшихся сигарет, переложил в карман. В пачку запихнул подобранный с земли камешек – и бросил полицаю.
– Какое оскорбительное недоверие! – воскликнул Кшиштоф. – Тебе должно быть…
– Стыдно? – заинтересовался я.
Кшиштоф вздохнул, сел на корточки. Закурил. Горько произнес:
– Нет, ну ведь все равно тебя поймают… Такое учудить… никуда теперь не денешься. Против своих же братьев пошел!
– Да что ты несешь! – не выдержал я. Тоже присел. – Вы все – пешки! Вами управляют из другого мира.
– Из какого?
– Земля-один, Аркан. Они ставят на других мирах социальные эксперименты!
– Слушай, а я и не знал. – Кшиштоф нахмурился. – Может, пойдем назад, в ресторан? Посидим, расскажешь мне все. Если нами и впрямь какие-то гады в своих интересах крутят… да что ж мы, не славяне?!
То ли я от природы наивен, то ли у полицейских есть дар убеждать – но несколько секунд я всерьез рассматривал эту мысль.
Лишь потом рассмеялся:
– Про славянское единство – ну, это перебор!
– Верно, – с досадой согласился Кшиштоф. – Но я подумал, вдруг прокатит?
Некоторое время мы курили, сидя друг напротив друга. Потом я сказал:
– Пойду, пожалуй. Передай начальству, что я конфликтовать не собираюсь, но и сдаваться не намерен.
– Передам, – согласился Кшиштоф. Как-то уж неожиданно легко.
– Мешает поводок, верно? – спросил я.
– Мешает. – Кшиштоф встал. – Поэтому я всегда делаю вид, что поводок натянулся загодя. Когда в запасе есть еще метров сто.
Я тоже вскочил. Напрягся. Успею? Успею… наверное.
– Ну поймай… если сможешь.
– А еще хорошо, – продолжал Кшиштоф, тихонько посмеиваясь, – когда зоны у полицейских перекрываются. Хотя бы чуть-чуть. Тогда можно сойтись, к примеру, втроем – и схватить любого самоуверенного придурка.
Они окружили меня с трех сторон. Дорогу к Эльблонгу перекрывал Кшиштоф, дорогу, по которой я шел, – женщина средних лет, с лицом суровым, будто у кондуктора в автобусе; со стороны полей легким, грациозным бегом приближался молодой худощавый парень.
Впрочем, было понятно, что молодость и субтильность сложения не помешают ему раскатать меня в коврик, вытрясти о колено и положить под дверь.
И даже если бы добрая девушка Марта решила мне помочь, как это делают все симпатичные девушки во всех голливудских боевиках после того, как героя окончательно припирают к стенке, нас бы вместе отшлепали и поставили в угол.
Трое полицейских – это не шутки.
Я рванулся в поля, рассчитывая, что сумею проскочить между женщиной и парнем – ну а Кшиштофу все-таки помешает поводок. Я не учел одного – отсутствие огнестрельного оружия, чуть ли не принципиальное им пренебрежение, вовсе не означало, что полицейский опасен лишь вблизи.