Чистовик
Шрифт:
Приподнявшись на локте, я потянулся к неплотно задернутой занавеске. И невольно глянул на приближающийся перрон.
В самом начале, там, где должен будет остановиться последний вагон, стояла группа молодых людей – человек десять—двенадцать. Все коротко стриженные, с непокрытыми головами, в легких плащах или куцых кожаных куртках. Все внимательно оглядывающие вагоны.
Лица их показались мне смутно знакомыми – не по отдельности, а общим типажом. Вроде все как у всех, но что-то чужое проглядывает.
Дальше перрон был пуст – не так уж и много людей встречает полночный проходящий поезд в маленьком провинциальном
Хотя… Метрах в тридцати по перрону стоял молодой парень, выглядевший так, словно случайно отбился от первой компании. С интервалом еще в двадцать—тридцать метров скучала парочка молодых и подтянутых. Потом еще один. Вдалеке, над вокзалом, тускло светилось слово «ОРЕЛ».
Я начал одеваться, по-прежнему глядя в окно. Джинсы, носки, ботинки… Свитер. На сумку я лишь посмотрел – и брать не стал. Там одни только шмотки. Я набросил куртку, хлопнул по карману, ощутил тяжесть бумажника. Все, мне пора…
– Отлить или дымить? – спросил со своей койки Саша, прекратив похрапывать.
– Ага… курить, – пробормотал я. – Спи…
И выскользнул в коридор. Поезд еще притормаживал, втягиваясь на перрон. Сейчас с головы и хвоста зайдут в него внимательные молодые люди… а у дверей каждого вагона встанут двое-трое.
Не знаю, смог бы я с ними справиться, будучи функционалом. Сейчас – точно не справлюсь. К гадалке не ходи.
Я пробежал по коридорчику, дергая холодные алюминиевые ручки окон. Закрыто… закрыто… закрыто… Четвертое окно поддалось, уползло вниз. Поплыли мимо мокрые рельсы, товарняк на запасных путях, замельтешила мокрая снежная морось в покачивающемся конусе света от жестяной лампы на столбе…
А потом я поймал взгляд коротко стриженного парня, одиноко стоящего на соседних путях. Он медленно, будто сонно, растянул губы в улыбке, помахал мне рукой. И, не таясь, снял с пояса коробочку рации.
Те, кто обложил поезд, ошибок не допускали. Оцепление стояло со всех сторон.
Капкан захлопнулся.
– Кирилл, ты куда собрался? – Саша, позевывая, высунулся из купе. Посмотрел на меня. В окно. Проводил кого-то взглядом и прищурился. Чутье на опасность у него было как у дикого зверя. Впрочем, и в самых непролазных джунглях вряд ли так же опасно, как в светлых и кондиционированных коридорах власти и бизнеса… – За тобой?
Я кивнул и спросил:
– Ты с ними?
– На фиг мне сдалось? – возмущенно воскликнул Саша. И я, как будто все еще был умеющим чуять ложь функционалом, понял: он говорит чистую правду. Он потому и вращается в своих кругах «политики и бизнеса», «бюрократит в госструктурах», что никогда и ни с кем не ссорился. Ни в одной схватке не принимал участия, а был ко всем доброжелателен и твердо держал нейтралитет. Такие обычно не выбираются на самый верх, но зато и никогда не падают вниз.
– Мне надо уйти, – сказал я. – За мной гонятся.
Поезд задергался, проползая последние метры.
– Уходи, – с облегчением ответил Саша. – Удачи! Я рад бы помочь, но…
– Вот и хорошо, что рад, – сказал я. – Поможешь.
Я нырнул в купе, схватил свою сумку, выбежал обратно к открытому окну – вагон как раз вползал в тень под решетчатым мостиком, перекинутым через пути. И вышвырнул сумку наружу.
Кажется, Саша думал, что я собираюсь прыгнуть в окно следом за вещами. Даже шагнул ко мне, порываясь помочь. Но я дернул стоп-кран, чем заставил уже почти остановившийся поезд зашипеть тормозной пневматикой и остановиться с явным рывком. На голову ни в чем не повинного машиниста сейчас наверняка сыпались проклятия от проснувшихся пассажиров.
– Я выпрыгнул в окно, – сообщил я Саше. – Видел?
Несколько секунд Саша молчал, привалившись к стене, почесывал подтянутый не по профессии животик. Кто меня преследует, он не знал, и это здорово мешало принятию решения. Я был как бы «свой», но и от «своих» надо уметь вовремя отказаться…
Понять, какие мысли кружатся в его голове, было несложно. За то, чтобы помочь, и за то, чтобы выдать, – примерно одинаково доводов…
Саша отвернулся от меня, высунулся в открытое окно. И завопил в ночь:
– Стой, сука! Стой!
Дальше тянуть было нельзя.
Я метнулся обратно в купе. Глянул в узкую щель между занавесками – вроде как никто не смотрит… Встал на койку.
Мягкое купе в современном украинском исполнении немногим отличается от обычного. Сняты верхние полки и проведен кое-какой косметический ремонт. Багажная полка над дверью в купе осталась в неприкосновенности.
Туда я и забрался, подтянувшись со сноровкой человека, чьи пятки обжигает дыхание хищника.
В общем-то шансов у меня было немного. Самое худшее, что только может придумать беглец, – это спрятаться. Единственное спасение беглеца – бег, прятки – не более чем детская забава.
Но даже в бегстве есть место маневру…
– Я тебя из-под земли достану! – очень натурально орал в коридоре Саша. – Ворюга!
Наконец-то хлопнула дверь вагона, и в коридоре загрохотали чьи-то ноги. Было в этом топоте что-то единообразное, одинаковое, как у марширующих солдат или волочащихся по конвейеру школьников в пинкфлойдовской «Стене». Форма – она объединяет, даже если от нее остались лишь ботинки…
Я вдруг вспомнил рассказанную кем-то историю, как в дни московской Олимпиады милиционеров в массовом порядке переодели в штатское и отправили на патрулирование. Для чего закупили в дружественной нам Восточной Германии, которая тогда называлась ГДР, большое количество приличных костюмов, рубашек и галстуков… совершенно одинаковых. Наверное, чтобы никому не было обидно. А может быть, в голове у интендантов просто не укладывалось, что гражданская одежда имеет несколько фасонов? И по улицам Москвы пошли парочками коротко стриженные молодые люди в одинаковых костюмах. Поскольку из столицы еще и постарались вывезти на отдых всех детей – чтобы не клянчили у иностранцев сувениры, – то общее впечатление у зарубежных гостей сложилось чудовищное: забитый переодетыми агентами, мрачный, не приспособленный для человеческой жизни город.
– Что случилось, гражданин? – донеслось из коридора.
И у меня похолодело в груди.
Сказано это было по-русски. Вполне чисто и правильно. Вот только неуловимая нотка, легчайший акцент – он был чужим.
За мной охотились не наши функционалы и не наши спецслужбы. Поезд прочесывали уроженцы Аркана.
Оставалось надеяться, что Саша этого не заметит.
– Попутчик! Попутчик мой, козел! – с несколько чрезмерной экспансивностью воскликнул Саша. – Вот, вместе ехали…
По звукам я понял, что он буквально впихнул собеседника в купе – давая тому убедиться, что купе пусто. И тут же вытащил его обратно, к окну.