Читающая кружево
Шрифт:
Дышать становится все труднее. Я зову Анжелу, но она не слышит меня из-за шума приближающегося огня.
Пахнет старым деревом и конским волосом — огонь пожирает стены кафе у нас над головой. От жара плесень выбрасывает споры в воздух. Я чувствую запах лаванды, которая сушится на полке рядом со мной. Те самые цветы, которые я забыла выбросить.
И тогда я вспоминаю. Осматривая дом, риелтор указала на плесень в подвале. Плесень от цветов, висящих вниз головой, точно сигнал бедствия.
«Кто же сушит цветы в подвале?»
Я рассердилась, когда риелтор задала этот вопрос, — она будто намекнула,
Ключ к замку должен быть среди сухих заплесневелых цветов.
Я хватаю пучки один за другим, срываю с гвоздей, трясу — точь-в-точь как Бизер тряс колокольчиком на Рождество, когда мы были детьми. Я делаю это медленно и осторожно, будто ожидая, что очередной пучок зазвучит в ином тоне.
Наверху падает балка, и дом содрогается до основания. Анжела отскакивает.
— Что ты делаешь? — Она в ужасе. — Нужно выбираться отсюда!
Она думает, что я сошла с ума — стою и трясу цветы, а в это время дом рушится у нас над головой. Она опасается, что слухи обо мне правдивы. И я склоняюсь к мысли о том, что Анжела права, потому что не нахожу ключа. Девушка тянет меня за руку. Она хочет, чтобы мы вернулись наверх и вышли тем же путем, каким она вошла. Но уже слишком поздно, весь первый этаж в огне. Анжела колотит в крышку люка, наваливается на нее всем телом и кричит зевакам, зовет на помощь. Но люди либо не слышат, либо притворяются. Тогда она, в слезах, сворачивается на полу рядом со мной.
— Мы сейчас умрем! — рыдает девушка.
Я хватаю последний пучок, почти ничего не видя из-за сгустившегося дыма. Трясу цветы, и ключ падает на пол. Я нахожу его на ощупь, вновь провожу рукой по двери и нахожу замок. Медленно и осторожно сую ключ в скважину и поворачиваю по часовой стрелке. Раздается щелчок, и дверь открывается.
— Идем. — Я хватаю Анжелу за руку и тяну ее за собой едва ли не волоком. Оказавшись внутри, мы закрываем дверь, чтобы отгородиться от ада, в который превратился подвал.
Анжеле знакомо это помещение. Она бредет вдоль дальней стены и находит фонарик. Свет тусклый. Сначала мне кажется, что у фонарика сели батарейки, но на самом деле виноват дым.
Это место больше похоже на пещеру, чем на потайную комнату: земляные стены подперты деревянными балками, снятыми со старых кораблей, часть пола выложена крупной галькой. Только часть, потому что однажды галька закончилась и строители туннелей больше не могли воровать ее с салемских улиц.
Здесь есть и сокровища — кусок слоновой кости, резная рукоять ножа. Лезвие заржавело и рассыпалось, превратившись в кучку рыжей пыли. Нож лежит на крышке шкатулки для специй — такие я видела в старых салемских домах. Дерево покоробилось от влаги. В углу стоит старинная деревянная кровать с веревками вместо пружин. Вокруг множество китайских вещиц — вероятно, украденных в ту пору, когда предки моего дедушки занялись пиратством. Возможно, все эти предметы были слишком узнаваемы, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение.
Большая часть вещей сломана. Все ценное рано
В комнате царит атмосфера ожидания. И страх. То и другое можно ощутить. Мы с Анжелой, разумеется, напуганы, но здесь присутствуют не только наши страхи. Это место, где рабы ждали свободы. Последняя остановка по пути на север. Рабы сидели здесь, не зная, спасутся они или умрут в бесплодных попытках. Они доверяли аболиционистам — прямым потомкам людей, которые некогда привезли их сюда на своих кораблях и продали в рабство. Доверяли недостойным доверия, потому что выбора не было. Они надеялись, что круг завершен, что зло исчерпало себя и вскоре тьме наступит конец.
Здесь есть не только страх, но и надежда. Ее воплощение — там, в дальнем углу комнаты. Маленькое черное отверстие, которое ведет к свободе. Надежда — в этом туннеле.
— Нельзя здесь оставаться, — вскрикиваю я, увидев, что Анжела садится на кровать. Она устала.
— Вода стоит слишком высоко, — бормочет она, осознав, какую ошибку совершила. — Мы не сможем выбраться, пока не наступит отлив. Во время прилива туннель заполняется водой. — Она ложится, откинувшись на изголовье. — Я посплю. Всего минутку. Совсем измучилась…
Насчет прилива Анжела права: я чувствую запах воды. Но запах дыма тоже, и он гораздо сильнее. Анжела задремывает не от усталости. Она задыхается.
— Вставай! — велю я и заставляю девушку подняться.
Она твердит, мол, надо подождать, пока нас спасут. Но комната наполняется дымом и Анжела уже не в себе. Думает, что рассуждает здраво, но это не так. Мы не можем ждать спасателей. Даже если кто-нибудь скажет им, что мы в доме, они пойдут искать нас наверх, на смотровую площадку. Мы ведь сказали, что укроемся там.
Даже если спасатели заглянут в погреб, то никого не найдут. Никто не знает про туннель.
— Идем, — говорю я. — Здесь нельзя оставаться.
Впереди нас по туннелю бегут крысы. Я стараюсь не смотреть на них. Они спускаются со стенок и несутся в одном направлении, прочь от дыма.
Не считая крысиного царапанья, в подземелье полная тишина. Как только мы останавливаемся передохнуть, нас нагоняет дым. Когда удаляемся от пожара, Анжеле становится легче дышать.
— Может быть, отдохнем? — предлагает она, слегка воспрянув духом. — А когда доберемся до конца туннеля, подождем, пока спадет вода.
— Может быть, — отвечаю я, чтобы ободрить ее.
Но дым нас настигает. Ждать нельзя. Я чувствую воду под ногами, забираю у Анжелы фонарик и направляю луч вперед. Видно, что туннель становится уже и выше, а вода все прибывает.
— Далеко до конца туннеля? — спрашиваю я.
Анжела не знает. Или не хочет отвечать.
— Приблизительно, — настаиваю я.
— Не знаю… метров сто пятьдесят.
— Ход идет прямо или сворачивает?
— Прямо. Но мы не можем…
Мы уже по пояс в воде. Крысы впереди нас остановились. Между водой и потолком туннеля — всего полметра свободного пространства. Полукруглый промежуток воздуха. Крысы сдались, они на каменной кромке, как можно ближе к воде. Дальше не пойдут. Это — конец пути.