Читающий по телам
Шрифт:
— Что вы делаете? — изумился слуга.
Цы передал ему скипетр, а еще связку монет.
— Я жизненно нуждаюсь в вашей помощи. Пожалуйста, сделайте это ради Мина.
После смерти Кана Цы вернулся во дворец с единственной целью — добиться освобождения академика. Бо пошел вместе с ним, чтобы помочь Толкователю трупов справиться с трудностями, однако до обслуживающих Мина санитаров новости о гибели Кана еще не дошли, и все усилия спасателей пропали втуне. Оставшись с Мином наедине, Цы попытался его утешить. Состояние ног академика заметно улучшилось, щеки снова порозовели, так что Мин рассчитывал
— Что ты от меня скрываешь? — прямо спросил он.
Цы покосился на стражников. Похоже, они прислушивались к разговору. И юноша отрицательно покачал, головой.
— Ты уверен? — настаивал Мин.
Цы прибег к искуснейшей лжи; Мин успокоился. А вот самому Цы сделалось лишь хуже. Юноша ненавидел ложь, однако в последнее время он, кажется, превратился в злостнейшего из лгунов. Он врал Лазурному Ирису, врал судье Фэну, а теперь вот наврал еще и Мину. На прощание Цы пообещал учителю, что его вскоре вернут в академию. Вот только умолчал, чтобы еще больше не тревожить старца, о том, что взял книгу из его тайника.
Покинув Мина, Цы замотал головой. В такие минуты он не то что не был доволен собой — нет, он себя презирал. Куда бы он ни взглянул, перед ним вставал отец, и все, что Цы виделось в нем неприглядным, теперь относилось к нему самому. Отец оказался обманщиком, а теперь Цы сам обманывал налево и направо. Он превратился в существо без совести, способное ради достижения своих целей отвернуться от правды и с ясными глазами смотреть в другую сторону, не спрашивая, кто виновен, а кто прав. Пропали без толку мудрые уроки Фэна и честные наставления Мина. Юноша подумал о своей погибшей сестренке. Нет, она не могла бы им гордиться.
Призрак девочки вогнал его в тоску. Цы уселся прямо на землю, спрашивая себя, за каким дьяволом ему все это нужно, чего он добивается и в кого желает превратиться. Рассудок требовал позабыть обо всех этих душевных метаниях и воспользоваться шансом, который наверняка больше не представится, но что-то иное, необъяснимое, грызло ему сердце. То была медленная агония, которая, как он понимал, не даст ему покоя, пока он жив.
Цы со злостью пнул придорожный камень. Он даже не знал, сумеет ли позабыть о Лазурном Ирисе. Он все еще помнил тепло ее кожи и печаль ее взгляда. Да, он тосковал по ней. И вдруг словно молния полыхнула у него внутри: да как же он смел не попрощаться с этой женщиной по-человечески?.. Не раздумывая, Цы вскочил и торопливо зашагал к Павильону кувшинок; он даже не пытался понять, что им движет: влечение плоти или же последние остатки достоинства.
Юноша уже подходил к павильону, когда заметил поодаль судью Фэна. Приглядевшись внимательней, Цы понял, что судья руководит разгрузкой своего экипажа, а кругом суетятся с полдюжины слуг, нагруженных тюками и сумками. Завидев ученика, Фэн оставил свое занятие и, улыбаясь, пошел ему навстречу.
— Цы, ты здесь? Ирис мне сказала, ты нас покинул, но я постарался ее убедить, что такого быть не может. — И он горячо, вовсе не церемониальным движением, обнял юношу.
Цы никогда еще не доводилось обнимать
— Вы вернулись раньше намеченного, — ответил Цы, низко опустив голову. Он боялся, что Фэн по румянцу на щеках догадается о его постыдном поступке.
— Мне удалось быстро собрать новый караван. Ну пойдем же! Помоги мне донести все эти подарки. Что я тебе говорил, Ирис! — весело крикнул Фэн в сторону входа. — Цы вернулся!
Поворотившись с сумой на плече, Цы смотрел на нюйши, которая безмолвно возникла в дверном проеме. Юноша робко поздоровался, но она все так же молча ушла в дом.
За обедом Фэн интересовался всем, что произошло в его отсутствие. Судья подметил, что его супруга чем-то озабочена, и поинтересовался причиной, но женщина отнесла свое дурное настроение на счет плохого самочувствия и подложила всем еще по кусочку цыпленка в карамельном соусе. Потом Фэн спросил о событии, о котором судачил уже весь город.
— И что это ему в голову влезло? — изумлялся Фэн. — Я всегда говорил, что в Кане кроется нечто темное, но никогда не предполагал, что он способен на такое. Чем ты теперь займешься, Цы? Ты ведь работал на него…
— Думаю вернуться в академию.
— И каждый день питаться пересушенным рисом? Даже и не мечтай! Ты останешься здесь, с нами. Верно, Ирис?
Женщина ничего не ответила. Она повелела слугам убрать пустые тарелки и попросила прощения за внезапный приступ головной боли. Когда Лазурный Ирис поднялась, чтобы выйти из-за стола, Фэн хотел сопровождать супругу, однако женщина отказалась от помощи и в одиночестве удалилась к себе.
— Тебе придется ее извинить, — улыбнулся судья, усаживаясь на прежнее место. — Женщины временами ведут себя слишком странно. Что ж, ладно… У тебя еще будет время познакомиться с нею поближе.
Цы не смог проглотить кусок, что был у него во рту. Он выплюнул непрожеванное мясо в мисочку и поспешно встал из-за стола.
— Простите, я тоже неважно себя чувствую, — произнес юноша. — Устал.
Цы долго сидел взаперти в своей комнате; он опять был на распутье. Он пытался рассуждать здраво, но какие тут могли быть рассуждения, когда его душила ненависть к себе; ведь снаружи поджидал Фэн, сам предлагающий ему свой кров — ему, подлому волку в овечьей шкуре. Цы проклинал себя, повторяя, что Фэн такого отношения к себе не заслуживает. Может, следовало открыться перед судьей? Но ведь виноват окажется не только он сам; изменницей сразу окажется и Лазурный Ирис, а это и на самого Фэна навсегда ляжет бесчестьем. Цы был связан по рукам и ногам и с ужасом понимал, что, как бы он ни поступил, — все равно нанесет этому семейству непоправимый вред. А хуже всего была уверенность, что он этот вред уже нанес.
Солнце медленно тонуло за горизонтом; так же тонули во мраке и последние надежды Цы.
С покрасневшими глазами он поднялся с постели и вышел из своей комнаты, все же решившись переговорить с Фэном. Да, ему не описать судье того, что случилось между ним и его столь любимой женой; однако остальное он мог пересказать во всех подробностях. Судью он разыскал за чашкой чая в библиотеке, просторном зале с окнами, полными света. Фэн отдыхал; отдыхали и его аккуратно расставленные книги — воплощенная мудрость. Легкий ветерок наполнял комнату ароматом жасмина. Увидев Цы, Фэн улыбнулся и предложил гостю присесть.