Читающий по телам
Шрифт:
Цы подумал о своем собственном аде. Он хорошо знал, что такое страдание, но знал и то, что эта женщина — виновна. Это у нее не было права его упрекать. И уж подавно — теперь, когда он все раскрыл.
— Кан меня предупреждал, — повторил юноша.
— Кан? Да этот шарик жира продаст собственных детей, лишь бы добиться своего. Что он тебе порассказал? — Лазурный Ирис ударила его в грудь. — Что я пыталась отравить императора? Так нет же! Да подумай: если бы так, разве нынешний император оставил бы меня в живых? Ты знаешь, что Кан тысячу раз просил меня выйти за него и тысячу раз я его отвергла? В этом все дело! Какая-то нюйши воспротивилась великому министру! — И Лазурный Ирис, зайдясь
Цы смотрел на нее, не зная, что ответить. Ему хотелось ей верить, но доказательства…
— Твое имя фигурирует в регистрационной книге покоев Нежного Дельфина, — тихо сказал он. — Не знаю, как тебя пустили, но — пустили. А в его комнате висит шелковое полотно с одиннадцатым стихотворением Ли Бо. Все прочие древности этой серии принадлежат тебе. И это стихотворение должно было висеть на твоей стене, а ты заменила его бездарным портретом. Этот текст евнух никогда не сумел бы приобрести. — Цы ждал, что женщина станет возражать, однако Ирис молчала. — Я читал документы: все эти полотна прежде принадлежали твоему деду. И если бы ты их действительно ценила, то никогда не позволила бы, чтобы хоть одно из них покинуло твой дом. По крайней мере…
— По крайней мере? — всхлипнула Лазурный Ирис и повернулась к двери.
— Куда ты?
— Оставь меня в покое! — Она вгляделась туда, где, по ее мнению, помещались глаза Цы. — Порасспроси Кана! Он все еще держит у себя дюжину флакончиков «Нефритовой эссенции», которую раздобыл для меня. А что касается стихотворения Ли Бо, мой супруг подарил его именно Кану, так что спроси не меня, а его, как автограф небожителя попал к Нежному Дельфину. — Женщина теперь уже сама остановилась на пороге. — Ты же до сих пор ничего не знаешь! Я заходила к евнуху, чтобы забрать несколько фарфоровых статуэток. Да, Нежный Дельфин был моим другом. Вот почему Кан предупредил меня о его исчезновении и попросил забрать обратно принадлежавшие мне миниатюры… Если ты не веришь мне — спроси у него.
Оставшись один, Цы попробовал успокоиться. Он вытащил осколки терракотовой формы, уселся на пол и попробовал завершить наконец ее восстановление. Но массивные черепки никак не хотели складываться. Цы посмотрел на свои руки: они дрожали, словно у испуганного ребенка. Одним ударом Цы развалил свое произведение и раскидал обломки по полу.
Из головы у него не шла Лазурный Ирис. Было невыносимо стыдно оттого, что он оказался безобразно груб с женщиной, так сладко любившей его этой ночью. Нельзя было позволять гневу взять верх. И все же он полагал, что обвинения его справедливы. Однако нюйши вовсе не выглядела виновной. Да, загнанная в угол — быть может, но виновная?.. Существовали доказательства, что на нее указывали, однако в деле, несомненно, было и немало пробелов.
Ну зачем, зачем Лазурному Ирису понадобилось убивать этих людей? Простой вопрос не давал Толкователю трупов покоя. Он задавал его себе раз за разом. Возможно, ответ таился в терракотовых обломках? Или только Кан знал ответ? Юноша несколько раз глубоко вздохнул и снова занялся литейной формой. Больше ошибаться он не имел права. С предельной аккуратностью он принялся склеивать обломки остатками липкою риса. И вот постепенно форма начала обретать очертания; юноша соединил две половинки, и у него получился блок в виде призмы длиною с локоть. Цы отодвинул лишние обломки, подумав, что те, вероятно, были частями рукояти, и осторожно перевязал составленную оболочку поясом от халата. Затем замешал в умывальном тазике гипс, принесенный со склада, и залил жидкую массу в отверстие формы. В ожидании, пока гипс затвердеет, Цы осторожно смыл белые остатки с поверхности таза. А потом разъединил две половинки.
Перед
Он рассеянно брел по кварталу знати. Цы привык изучать шрамы, искать отметины на теле и находить невидимые раны, однако он и понятия не имел, что противопоставить интригам и зависти, страстям и лжи, перед которыми его рациональный ум отчаянным образом пасовал. Чем больше Толкователь трупов раздумывал, тем яснее убеждался, что Кан с самой первой встречи дергал его за ниточки. Если бы подозрения относительно Лазурного Ириса были справедливы, министр наказаний принялся бы действовать против нее с еще большей яростью, чем та, какую женщина питала к бывшему императору. То, что Кан сопровождал Лазурный Ирис в апартаменты евнуха, звучало вполне правдоподобно, а если у министра и впрямь имелся доступ к «Нефритовой эссенции», многое другое тоже обретало смысл. У министра возникал сильнейший мотив: это Лазурный Ирис оставила запах духов, а значит, ее можно обвинить. К тому же Лазурный Ирис никогда не скрывала ненависти к покойному императору, то есть возвести на нее любой поклеп было легче легкого. А если добавить, что Кан был последним видевшим в живых мастера бронзовых дел, что министр поддерживал странный контакт с цзиньским послом, да еще его неуверенное бормотание, когда он пытался все объяснить, — получалось, разгадку следовало искать именно здесь.
Теперь Цы корил себя за простодушие. И если бы он получил возможность выбора, то отверг бы дворец, это змеиное гнездо, и предпочел оставаться в академии.
Толкователь трупов раздумывал, что ему предпринять. Он не хотел отправляться к Кану: единственное, чего бы он добился, — это пожелания поостеречься. Быть может, советник сам был убийцей — или, по крайней мере, заказчиком. А возможно, он был тут вовсе ни при чем и просто желал воспользоваться смертями, не представлявшими для императора никакой угрозы, — воспользоваться, чтобы сплести свою паутину лжи и отомстить женщине, которая его отвергла и унизила. Так или иначе, каким-то образом он все еще был в доверии у императора. И Цы вспомнилось, что сам Нин-цзун предупреждал его о яростном нраве Кана.
Сам Нин-цзун.
Быть может, Толкователю трупов следовало побеседовать с императором. Вообще-то, ему и не представлялось иной возможности прояснить ситуацию, в которой сам он не мог разобраться, но зато запросто мог погибнуть.
Цы вооружился храбростью, вздохнул поглубже и отправился на поиски Бо. Ему требовалась помощь чиновника, если он рассчитывал получить аудиенцию у Сына Неба.
Бо как раз умывался в своей комнате. Когда Цы объявил, что ему требуется немедленная встреча с императором, тот отказался помогать.
— Существует церемониал, которому все мы должны следовать, — объявил Бо. — И если мы откажемся его соблюдать, то мало нам не покажется.
Цы прекрасно знал о бесчисленных ритуалах, заполнявших каждый день императора, но знал он и другое: он уже не мог отступить. Поэтому Цы по секрету поведал чиновнику, что сумел раскрыть все преступления и именно поэтому не может поговорить с Каном, однако и ждать тоже больше не может.
— А если мы получим выволочку, я скажу, что это была моя идея.