Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
Барабанщиком группы стал 20-летний Владимир Ханутин по прозвищу «Хунт», который пришел на очередной «кастинг» то ли третьим, то ли четвертым по счету.
— Это был обычный сейшен, — вспоминает Чиж, — чтобы понять, умеет ли человек играть ритм-энд-блюз. Это же сразу видно: по брейкам, по вкусу, что ли... Человек сел и начал спокойно играть, бровью не поведя. Я меняю ритм, и Вовка меняет следом за мною. Когда мы с ним поджемовали, мне уже всё стало ясно: «Мой человек!» Потому что до этого было так: «Ну хорошо, с этой песней не получилось, давай попробуем вот эту...» Ага, опять не вышло. Ладно, думаешь, при желании человека можно подучить. «Ну давай вот эту еще». Нет, блин, не срастается никак... «Всё, извини, парень, мы тебе перезвоним!»
Как писал Хантер Дэвис, трудно определить, что делает ударника просто хорошим, а что — выдающимся. Но сами музыканты прекрасно знают, что выдающийся ударник может «закинуть на облако» даже посредственного гитариста. Если же и сам гитарист неплох, тогда на сцене происходит настоящее чудо.
Ханутин в этом смысле был, по словам Чижа, просто пламенем импровизации: «Он творит на глазах, мне это очень нравится в людях». К тому же его музыкальные пристрастия лежали в близкой для Чижа области. Огромную волну хипповской музыки Ханутин начал слушать еще в шестом классе — The Beatles, рок-н-роллы, Rolling Stones, Led Zeppelin. «Был у меня еще период — рассказывал он, — слушал что-то типа Whitesnake, Mr. Big. Затем перешел на более сложную музыку — джаз и джаз-рок».
Попутно Ханутин успел закончить ПТУ, где получил специальность корабельного слесаря. К моменту знакомства с Чижом он уже поиграл в группе с забавным названием «Ужослонасные барбуляторы и гастурбалы», которая была «приписана» к Ленинградскому рок-клубу, но не могла похвастаться большим успехом.
Ханутин с Романюком сразу же, без особых притирок, образовали слаженную ритм-секцию, которая является «пламенным мотором» любого бэнда. (Как пишет матерый джазмен Алексей Козлов, «когда импровизируешь с плохой ритм-секцией, которая играет неровно, то загоняя, то замедляя темп, возникает ощущение, что тащишь их на себе. Но, играя с хорошей ритм-секцией, ты как бы не чувствуешь своего веса, тебя словно несут».)
— Не хочу никого обижать, — говорит Чиж, — но из всех ритм-секций, с которыми я переиграл, Ханутин — Романюк была, пожалуй, действительно самой лучшей.
Осталось закрыть последнюю вакансию: найти гитариста.
— Гитаристов мы тогда действительно переслушали много, — вспоминает Романюк. — Причем даже критериев-то не было больших, чтобы человек супер сыграл, — просто хотя бы имел представление о блюзе, рок-н-ролле. И когда я узнал, что придет Владимиров, то сразу прикинул, что он подойдет. Лично его я не знал, но слышал «мифовские» песенки. Миша был гитаристом именно из этой, ритм-энд-блюзовой области...
Знакомьтесь: Владимиров
Чиж (представляя музыкантов):
— Да, с пузырьком на пальце — это Миша Владимиров, гитарист.
Телеведущая:
— Скажите, пожалуйста, Миша, что это у вас за штуковина на пальце?
Миша (демонстрирует слайд):
— Да это баночка такая. Витамины очень полезные. Как... «Ундевит», да. Ну, я их не ем, вообще-то...
Телеведущая:
— А палец ест.
94
Гражданская жена А. Башлачева, воспитывающая их сына Егора.
Михаил Владимиров родился в Ленинграде в 1967 году. Как и многие пацаны его поколения, он взял в руки гитару в тринадцать лет. Это случилось в школьном ансамбле. Выбор оружия был небогат: ритм-гитару уже «занял» паренек, который знал аккорды песен «Машины времени», а как извлекать звуки из бас-гитары Миша понятия не имел. «Хочешь играть с нами, — сказали ему, — ищи инструмент!» Пришлось выпиливать лобзиком из ДСП подобие корпуса, ставить на него звукосниматели и гриф со сломанной гитары.
— Выглядел мой первый инструмент ужасно, — вспоминает Михаил. — Но все мы были тогда еще те игроки... Всем известный «Поворот» в нашем исполнении можно было узнать разве что по словам.
В пролетарском Кировском районе, где жил Владимиров, функционировал подростковый клуб «Радуга». Там репетировала группа, куда он позже влился. Сначала ему пришлось буквально пару дней побыть в новой команде барабанщиком. Потом нашли другого пацана, который стучал громче, а Мише вручили бас-гитару. Овладевая инструментом, он оборвал самую толстую струну. За порчу имущества его даже хотели выгнать из коллектива, но он реабилитировал себя, предложив две песни собственного сочинения («Одну про цунами, как сейчас помню. Это была целая композиция»).
Обе песни немедленно включили в репертуар, а Мишу оставили в группе. Теперь он переключился на соло-гитару, осваивая технику игры в лучших традициях «дворовой школы».
— Был у нас в районе человек, года на два постарше, который играл весь «Machine Head», как нам тогда казалось, практически в копейку. Что-то у него смотрел, что-то подбирал сам...
Модные в то время Boney M и ABBA душу Владимирова не грели. Его любимым стилем стал хард-рок — Deep Purple, Rainbow, Whitesnake. Подражая манере кумиров, он стал играть соло с «подтяжкой» [95] , как это делают все западные гитаристы.
95
Bend — один из основных гитарных приемов. Принцип его в том, что зажатую струну, не отпуская, тянут вверх. Посредством этого звук, имитируя плач или стон, плавно повышается. На советских гитарах выполнялся с большим трудом.
— Началось с того, что я «сдирал» с магнитофона какое-то соло, — рассказывает Миша. — И сразу получились «подтяжки» — держишь одну ноту, а практически получаются две, а то и три. Вот так, на раскачивании первой-второй струны, я и стал «пилить». Делал импровизации практически на любую вещь. Сначала на нижних струнах, а потом, когда появились мозги, прибавил к ним верхние.
До этого момента наличие «толстых» струн на гитаре было для него большой загадкой — они казались явно лишними, поскольку звучали глухо, некрасиво.
Именно там, в клубе «Радуга», Владимиров впервые познал всю прелесть рок-н-ролльного угара:
— Репетируешь какую-то программу. Потом берешь лист бумаги, раскрашиваешь, чего хочешь рисуешь, пишешь: «В субботу в клубе “Радуга” будут танцы. Вход бесплатный». И приклеиваешь на стекло. В субботу набивался полный зал народу. Причем все приходили, уже выпив по две бутылки портвейна. Было очень весело. На улице — зима, в клубе крашеные стены, и если рукой провести — там просто роса. Ну и мы к концу этих плясок... Все, как сумасшедшие, пили тогда.