Чижик – пыжик
Шрифт:
Я не собирался брать ее с собой, но после ресторанной размолвки на Иру стали нападать приступы ревности. Как ни странно мне самому, я до сих пор не изменял ей. Наверное, возраст сказывается, по молодости я больше недели одну бабу не ебал. С годами сроки заключения увеличиваются.
Вчера мне передали привет с моей зоны, что братва кинула на жало кому надо и ждет мазел — передачу, переброшенную через забор. Я прикупил чая и курева, зарядил две грелки медицинским спиртом и теперь ехал за наркотой. Дать ее должен был нарком по кличке Чичерин. Познакомились мы с ним в крытой, когда я собирался во вторую ходку. Он умел расколоть попкаря на пачку чая. Выстучит, чтобы тот в
Жил Чичерин в большом собственном доме, приземистом и со словно бы нахмуренными, грязными окнами. Сведя родителей в могилу, жал объедки — жил с бывшей проституткой по кличке Кобыла. По двору бегала кудлатая болонка Чама. Шерсть в колтунах, а лапы и брюхо в черных сосульках, точно недавно в брод переходила болото. Заливалась она с той звонкой истеричностью, на какую только сучки способны. Гавкала на Иру, которая пряталась за меня и уже жалела, что поперлась со мной.
В окне кухни шевельнулась занавеска и на порог вышел Чичерин — худой, кожа да кости, в грязной майке и спадающих штанах неопределенного цвета. Он обнял меня и похлопал по спине:
— Привет, братуха! Ну, как дела?
— Как у картошки: если зимой не съедят, то весной посадят! — ответил я и похлопал его по спине. Перехватив его взгляд на Иру, сообщил: — Нюшка.
Это значило, что с воровской средой она не связана, ботало при ней надо придерживать.
— Знатная деваха! — отмочил он горбатый комплимент. — Ну, заходите.
— Не свети меня, — попросил я шепотом.
В доме, пропахшем ацетоном, было четыре комнаты: две проходные и одна изолированная — налево и одна проходная в кухню — направо. Чичерин сперва повел нас налево. В первой комнате играли в карты пацаны — по колено писюны. Двое — каленые, остальные мечтают о зоне. В следующей комнате сидели три пары малолеток и, судя по запаху, шмалили дурь. Все местные наркоманы начинали здесь, добрые дела Чичерина во многие соседние дома постучали.
— Угостите ее, — показал им Чичерин на Иру.
Девки посмотрели на нас и с первого взгляда две влюбились в меня, а третья — в Иру. Бабы больше мужиков падки на женскую красоту, причем без всяких лесбиянских намерений. Хотя могут и покоблить, они к этому легче относятся, чем мужики к педерастии. Засуетились и парни,
Мы с Чичериным пошли на кухню, жарко натопленную и настолько пропахшую ацетоном, что было странно, почему она до сих пор не полыхнула. Химическая лаборатория работала на полную мощность: на печке вываривалась маковая соломка, а на столе Кобыла прожаривала бинты, пропитанные соком опийного мака. Она тоже сидела на игле, но в отличии от своего сожителя не худела. Чичерин засунул руку за поленицу дров, сваленных у печки, достал сверток.
— Здесь колеса и дурь женатая, — передал он мне таблетки и смешанную с табаком анашу. — Подожди немного, терьяк приготовлю.
Обратная сторона закаливания — с трудом переносишь жару.
— Пойду перекинусь, — сказал я, возвращая ему сверток. — Спрячь пока, потом все вместе заберу.
За столом играли в очко. Банкир и последняя рука — каленые — работали в сцепке, обували остальных троих, играя на верняк. Чесали на низок. Банкир сажал лохов и отпускал подпаска, который снимал навар. Банк не рос, стучать и передавать колоду нельзя, игра будет продолжаться, пока не разденут сопляков. Иногда банкир ошибался: недоучили паренька. Когда он посадил подпаска и в банке оказалась мало-мальски интересная сумма, я решил сыграть с ним на характер.
— Кинь и мне, — сказал я, встав, как положено, под первую руку.
Дал он мне шестерку червей — не лучший вариант. Себе сдал девятку пик. Подрезал он вверх, значит, следующим идет лобатый, а за ним — король бубей, если этот бракодел не напортачил. Я изобразил на лице радость, будто получил именно лобатого. Последняя рука посигналил об этом банкиру. Тот и сам видел.
— На сколько? — спросил он.
— Банк без пятака, — заявил я с вызовом.
Срывать банк не хотел, потому что тогда бы колода перешла ко мне, а у меня не было ни времени, ни желания раздевать щенков.
Банкир красивым жестом кинул мне карту. Я положил ее на свою, поднес обе к носу и медленно высунул вверх. Так и есть — прокладка, король. На моем лице появилось разочарование, потом — сомнение: брать еще одну или нет? Убедившись, что банкир все разглядел, я решился:
— Еще.
Он небрежно кинул мне карту. Я перетасовываю свои, чтобы последняя оказался нижней, а шестерка верхней, и снова медленно открываю. Все правильно — туз, шестерка, король.
— Очко, — швыряю я карты на стол.
Пока я забираю деньги с банка, банкир тупо смотрит на шестерку, вместо которой должен быть второй туз. Я подмигнул ему правым глазом, и он понял, что наебали, правда, не догадался, как. Наебка — друг чекиста. И вора. Поймал — партия твоя, не поймал — иди под забором ямки рыть, пока играть не научишься.
— Ты куда? — наехал на меня подпасок, увидев, что я сваливаю с выигрышем. — У нас играют до последнего.
— Пусть идет, — остановил его банкир.
Сообразительный паренек, надо будет его запомнить.
— Как тебя кличут? — спросил я.
— Клещ.
Я кивнул головой, давая понять, что не забуду, и пошел в следующую комнату.
На диване сидели три девахи и два парня, Иры и третьего не было. Накачанный малолетка поднялся с дивана и загородил дверь в третью комнату. На тупой тыкве играла кумарная ухмылка, кулаки сжаты, а ноги раздвинуты, торгует яйцами.
— Низ-зя! — сообщил он мне, что в следующую комнату пускает только посвященных, а святит он сам.