Член общества, или Голодное время
Шрифт:
Юлия!”
“Нет Юлии, не кричи! ” – Я не поверил: “Юлия!” -
“Поглядите-ка, что он делает, – произнес Долмат удивленно, обращаясь к невидимой аудитории, и, закономерно не получив ответа, вновь обратился ко мне: – Не считаешь ли ты Олег, что моя единственная супруга в опасности? ”
“Да, считаю! ” – “Ей кто-то угрожает? ” – “Да, угрожает! ”
– “И кто же ей угрожает, позвольте спросить? ” – “Вы! ” -
“Мы? Что мы можем сделать с нашей женой неудоприемлемое? ”
Меня бесил его саркастический тон. Я закричал: “
“Как? ” “Схамать! – закричал я еще громче. – Схамать! ” -
“Фи!.. Какой вульгаризм!.. Разве мы похожи на Синюю
Бороду?.. Если бы ты, Олег, регулярно посещал наши собрания, тебе бы не пришло в го… ”
Но я его не дослушал, я распахнул дверь в спальню – там не было никого. Я ворвался в библиотеку – около окна стоял
Скворлыгин, перед ним холст на подрамнике. Скворлыгин, увидев меня, смутился. “Вот… живописую маленько…
Хобби, понимаете ли… Так, балуюсь… Долмат Фомич попросил… ” Он писал портрет, надо полагать, Зои
Константиновны, вернее, пытался срисовать с фотографии, прикрепленной к подрамнику. Мне некогда было разглядывать.
“Где Юлия?” – спросил я Скворлыгина.
“Олег-то наш разбуянился,- сказал вошедший вслед за мной
Долмат. – Похож я на Синюю Бороду? ” “Такой день сегодня… светлый… – пробормотал профессор, вытирая руки о фартук. – Двести лет… ” – И запнулся.
“ Или ты считаешь, – вопрошал Долмат укоризненно, сверля меня стальным взглядом, – мы тебя тоже “ схамать ” хотим?
Скажи откровенно. Не стесняйся”.
“Такой день сегодня… а вы ссоритесь… ”
“В другой бы день и при других обстоятельствах, – важно изрекал Долмат Фомич, – на моем месте потребовали бы сатисфакции. Слушай, Олег! – Он указал пальцем на художественное подобие Зои Константиновны. – Перед лицом этой святой женщины я тебе клянусь, ты заблуждаешься!”
“Зачем вы подменили титульный лист в моей книге? ”
Лицо его еще сохраняло пафосное выражение, но зрачки забегали. “Ладно. Поговорим еще. Мне пора. Я – в филармонию. Надеюсь, встретимся. Объясни ему, – обратился к Скворлыгину, – расставь акценты ”.- Он вышел.
“Какие ж тут акценты? – промолвил, вздыхая, Скворлыгин.
–
Вам просто надо выспаться… и все тут. Вот сюда… пожалуйста… на диванчик… ”
На меня в самом деле напала сонливость какая-то; и ноги отяжелели. Я и не заметил, как очутился в горизонтальном положении.
“Спать, спать… так утомились… ”
Укладываясь, я сумел достать из кармана листок, сложенный вчетверо. “Объясните, может, вы знаете… – Я читал, с трудом разбирая свой почерк.
– … Мы ценим жертвенность как страсть… как высшее проявление преданности идее… как безотчетный порыв… ”
“ Как предельное выражение полноты бытия, понятой любящим сердцем, – подхватил по памяти Скворлыгин, дружелюбно похохатывая,- потому что только любовь – а не злоба, не ненависть, – только любовь вдохновляет чуткого антропофага, и только на любовь, на голос любви отвечает он возбуждением аппетита… ” – Он подкладывал мне подушку под голову. – Один острячок сочинил… Из наших… Всего лишь памфлет… Не думайте… Спите, спите, бай-бай… ”
“Он считает, мы Общество антропофагов ”. – “ Но мы вегетарианцы ”. “Противоречие, для него неразрешимое ”. “Большинство бежит антимоний. И он не исключение ”.- “ Не кажется ли вам, господа, что мы в нем ошиблись? Прошу высказаться всех ”.- “Нет, мне не кажется ”.- “Нет ”. “Да, мы допустили ошибку ”.
“Нет ”.- “Скорее да, чем нет ”.
“ Да ”.- “ Да ”.-“ Нет ”.
“Долмат, ты сказал “ нет ”?” – “ Да, я сказал “ нет ””.
“Если “ нет ” говорит Долмат, я не посмею сказать “ да ”.
Нет. Разумеется, нет ”.
“Нет ”.
“ То есть он отблагодарил тебя по достоинству. Да, Долмат? ”
“Нет. Вопрос некорректен. Нет. Воспитательный роман, свободный от психологических мотивировок, и не надо переоценивать или недооценивать значение перипетий ”.
““ Схамать ”!.. Он искренне убежден, что ты способен схамать собственную супругу. Как будто мы живем в Африке… ”
“Что ж. При столь стремительном духовном росте неизбежны пароксизмы сомнения”.
“И все-таки он многое угадывал верно. Его интуиция поразительна ”.- “Он опережал сроки. Это неоспоримо ”. “Слишком стремителен был разбег ”.- “И вот результат: бунт, бессмысленный и беспощадный ”.- “Будем снисходительны. Во многом мы виноваты сами ”.- “Мы сами навязали ему этот бешеный темп ”.- “Но он вел с нами двойную игру ”.
“Была ли это игра? ” – “Он не играл ”.- “Нет, не играл ”. “ Иная игра стоит жизни ”.
“ Он убежден, что мы съели Всеволода Ивановича Терентьева ”.
“Не съели, а “ схамали ””.
“Представляю, какие мерзостные картины рисуются его воображению ”.- “ Надеюсь, он не считает Всеволода
Ивановича Терентьева примитивной жертвой нашей жестокости?
” – “Боюсь, что считает ”.- “Значит, он ничего не понял
”.- “Он понял больше, чем от него требовалось ”.- “ Но не все. Он боится быть съеденным ”.
“ Фобия”.
“ Посмотрите, его лицо одухотворено ”.
“Быть съеденным – слишком простой путь к самореализации
”.- “ Однако в нем есть изюминка ”.- “Не надо об этом, он может услышать ”.
“Я повторяю вопрос. Итак, еще раз: была ли ошибка? ”
“Нет ”.
“Нет ”.
“Нет ”.
“Нет ”.
“Нет ”.
“Нет ”.
Я очнулся на диване, обтянутом шелком, в белой ротонде шереметевского дворца. Была ночь. На круглом столике стоял бронзовый подсвечник. Пламя дрожало. Я сел.
“ Олег! – Профессор Скворлыгин отделился от кресла.
–
Наконец-то!.. ”
Я озирался, Скворлыгин сказал: “ Не обращай внимания, уже поздно, мы не должны жечь электричество, иначе нас обнаружат, а это недопустимо, ночью дом принадлежит нам и только нам. Все уже здесь и ждут тебя”.