Чревовещатель
Шрифт:
– Утверждаю.
– Вы отрицаете, что, с ее согласия или нет, приближались к ней?
– Отрицаю.
– Этот ответ — не только ложь, но и промах с вашей стороны.
– Спросите Мариетту, господин судья. Вы увидите, что я не лгу.
– Но как же вы объясните показание одного свидетеля, Андоша Равье, который оказался в двух шагах от вас, когда вы выходили из парка поздно вечером с двадцать четвертого на двадцать пятое число? Этот свидетель не мог ошибиться: он видел ваше лицо при свете спички.
Сиди-Коко решил, что его арестовали по обвинению в совершении этого незначительного проступка. Он оправился от смущения и ответил твердым голосом:
– Я все-таки утверждаю, что не имел с Мариеттой другого разговора, но признаюсь, что входил в парк господина Домера, чего не должен был делать.
– Расскажите мне подробно, что вы делали вечером и ночью три дня назад, — приказал следственный судья.
– Труппа с вещами оставила Рошвиль три дня назад утром, — начал Сиди-Коко.
– И вы остались одни?
– Нет. Я поехал вместе со всеми и помогал своим товарищам устанавливать балаган на площади в Сент-Авите. В тот вечер не было представления. Мне пришла в голову мысль вернуться назад и попытаться увидеть Мариетту. Но как это сделать? Расстояние — двенадцать километров… Если бы я пошел пешком, то явился бы слишком поздно и Мариетта уже спала бы. Я отправился в трактир «Красный бык» и спросил, нельзя ли нанять лошадь. Как раз в это время трактирщик собирался запрягать свою лошадь в повозку. «Куда вы хотите ехать?» — спросил он у меня. «В Рошвиль». — «Вы там долго пробудете?» — «Не больше часа». — «Вот и отлично! Я сам еду в Рошвиль и пробуду там с час. Я возьму вас с собой и привезу обратно, это обойдется вам в сорок су. Вы согласны ехать со мной?» — «О, конечно, согласен!» — «В таком случае садитесь». Я тотчас уселся рядом с трактирщиком, и лошадь понеслась… При въезде в городок я вышел из повозки, сказав трактирщику: «Через час вы меня посадите здесь же». — «Хорошо», — ответил он.
Жобен слушал рассказ Сиди-Коко с изумлением.
«Неужели все мои соображения опять окажутся ошибочными? — спрашивал он у самого себя. — Если это так, то я просто глупец!»
А следственный судья, казалось, совершенно не удивлялся тому, что слышал.
– Продолжайте, — сказал он.
Чревовещатель собрался было продолжать, но тут вошел жандарм, держа в руке продолговатый пакет синего цвета. Этот жандарм приехал из Малоне. Он привез телеграмму из Парижа.
– Господину следственному судье, — произнес он.
«Это ответ», — подумал Жобен.
Судья быстро разорвал пакет, дважды внимательно прочел депешу, а затем подал ее сыщику.
– Мы были совершенно правы, — сказал ему судья. — Вот новое тому доказательство.
Жобен схватил бумагу и в свою очередь прочел с жадностью следующие строки:
«В Малоне, из Парижа. 26 сентября, 8 часов вечера. Начальник сыскной полиции следственному судье в Рошвиле.
Справки наведены: Филипп Домера покинул Гранд-отель 23 числа текущего месяца, в десять часов утра, отправляясь в Марсель. Он оставил письмо Жоржу Праделю, офицеру зуавов, своему племяннику. Жорж Прадель приехал в тот же день в три часа пополудни, прочел письмо Домера, взял номер, оделся, вышел в шесть часов вечера, ничего не сказав и оставив свои вещи. Больше не появлялся. Управляющий гостиницей очень этим встревожен. Нужно ли искать Жоржа Праделя в Париже?»
– Очень странно! — пробормотал Жобен. — Мало того, что лейтенант оставил здесь массу ужасных улик, он еще и покинул отель, не захватив с собой вещей и не сказав ни слова!
Следственный судья обратился к Сиди-Коко:
– Сколько времени вы не виделись с Жоржем Праделем?
– Сколько времени я не виделся с Жоржем Праделем? — повторил отставной зуав. — Я расстался с ним восемь месяцев назад, выходя в отставку. Я, кажется, вам это уже говорил.
– Вам известно, где он теперь находится?
– Полагаю, что все еще в Алжире.
– Значит, вы с тех пор не получали о нем вестей?
– Никаких.
– Вы ему не писали?.. Не получали от него письма?
– Никогда.
– И случай не устроил вашей встречи недавно?
– Для этого нужно было бы, господин судья, чтобы лейтенант находился во Франции.
– Он во Франции.
– Я этого не знал.
– Вы это знали, все объяснится со временем… Что вы делали после того, как оставили трактирщика, который, если вам верить, за сорок су привез вас из Сент-Авита в Рошвиль?
– Я вернулся к решетке парка… перелез через нее без малейшего труда и направился к замку. Между деревьями было так темно, что два человека могли бы встретиться и не заметить друг друга. Потому я смело подошел к одному окну нижнего этажа, это было окно кухни. В ней горел свет. Жак Ландри и его дочь заканчивали ужинать. Время от времени Мариетта бросала кусочек хлеба бульдогу, лежавшему у ее ног. Минут через пять бывший моряк встал и, набив трубку, закурил ее. Я подумал, что, прежде чем лечь спать, он обойдет парк и я смогу воспользоваться его отсутствием для того, чтобы войти в дом и поговорить с Мариеттой. Но Жак Ландри не оставлял кухню, а ходил взад-вперед. Я все ждал, когда он уйдет, как вдруг у решетки парка раздался звонок… Отец и дочь удивленно переглянулись. Бульдог встал на задние лапы и начал принюхиваться. «Черт возьми! — подумал я. — Как только отворится дверь, эта собака набросится на меня. Жак Ландри придет с фонарем, и меня примут за вора, а неудобно являться, как вор, для того, чтобы сделать предложение… Нужно бежать».
Итак, я бросился к забору, и хорошо сделал, потому что едва я отбежал шагов на сто, как старый моряк вышел из замка, а бульдог пустился за мной с ужасным лаем… В Африке я не раз был в огне… и не боялся. Но этот дьявольский бульдог напугал меня до смерти. Мне казалось, что он уже вцепился в меня. Я не бежал, а летел… Но, несмотря на это, бульдог догонял меня… еще минута и он бы меня схватил…
К счастью, я наткнулся на ветви толстого дерева и бросился на одну из них. Она захрустела подо мной. Я продолжал лезть наверх. Наконец забрался на довольно большую ветвь и устроился там… Ограда парка находилась почти подо мной, а за ней пролегала большая дорога. Под деревом с остервенением лаял бульдог. В отдалении я слышал голос Жака Ландри, довольно грубо говорившего с теми, кто звонил у калитки. Я подумал, что как только он освободится от этих посетителей, то сразу постарается выяснить причину лая своей собаки. Недолго думая, я пробрался по ветви за стену, ветвь гнулась подо мной. Почувствовав, что она ломается, я выпустил ее из рук и спрыгнул на землю.
Перед моими глазами внезапно вспыхнуло пламя. Я вздрогнул. Человек, о котором вы говорили сейчас, господин судья, находился в двух шагах от меня: он зажег спичку и узнал меня. Я был с ним не знаком. Выругавшись, я пустился бежать к тому месту, куда должен был подъехать трактирщик. Клянусь Богом, вот и все, что произошло в парке господина Домера… Теперь, господин судья, так как вы все знаете, то согласитесь сами, что не стоило за такие пустяки держать целую ночь в тюрьме честного человека, не имеющего ничего на совести!