Чревовещатель
Шрифт:
Жорж Прадель отправился в путь.
XLV
Молодой офицер дорогой думал: «Решительно, женщины — странные существа. Конечно, Ревекка разлюбила меня и, не стесняясь, показывала это. Она чуть было не выгнала меня сама, но я опередил ее, я удаляюсь сам, и вот Ревекка ревнует и бесится, угрожает мщением. К счастью, этот припадок пройдет завтра к утру, и вряд ли вечером прекрасная жидовка еще будет помнить обо мне».
Жорж Прадель почувствовал, как забилось его сердце в ту минуту, когда он приблизился к дому, в котором жил Даниель Метцер с женой. Он позвонил. Дверь
– Войдите. Хозяин ждет вас.
Уже около получаса как ночь сменила сумерки. Пруссак приготовился к встрече. Две-три дюжины венецианских фонариков из цветной бумаги висели в арках мавританской галереи, окаймлявшей двор. Вода фонтана, освещаемая яркими огоньками, производила очаровательную иллюзию каскада из драгоценных камней.
Мулатка провела лейтенанта в дом и отворила дверь в довольно обширную комнату, служившую гостиной и меблированную с вызывающей роскошью. Даниель Метцер, очнувшись от дремоты, оставил кресло, в котором переваривал свой обед, как удав, пресыщенный пищей, и бросился навстречу офицеру.
– Ах, господин Прадель! — воскликнул он, пожимая руку гостю с такой горячностью, что она не могла быть искренней. — Как вы добры, что не забыли своего любезного обещания! Я не смел рассчитывать на это. Мы ведь такие недавние друзья! Я сейчас говорил это моей жене, позвольте вас представить.
Хозяин, продолжая держать гостя за руку, подвел его к молодой женщине, которая поднялась с потупленными глазами.
– Любезная Леонида, — сказал он, — представляю вам господина Праделя, лейтенанта зуавов, офицера с блистательным будущим и родного племянника уважаемого господина Домера, богатого гаврского судовладельца, известного во всем свете. Господин Прадель, госпожа Леонида Метцер, моя жена.
Жорж и Леонида обменялись робкими поклонами. Лейтенант еще сильнее чувствовал то странное очарование, которое уже испытал утром, в ту минуту, когда огорченная госпожа Метцер прошла мимо него.
Молодая женщина оделась старательно не из кокетства — в этом не было сомнений, — а повинуясь приказаниям мужа. Белое кисейное платье, довольно открытое и с короткими рукавами, плотно облегало ее гибкий стан, обнажая очаровательные плечи и прелестные руки.
Кроткое лицо госпожи Метцер хранило следы волнения после утренней сцены. Шелковистая прозрачная кожа своей бледностью соперничала с белизной мрамора. Эта бледность даже внушала некоторое беспокойство. Синие круги под глазами обнаруживали горечь пролитых слез. Никогда еще красота не бывала трогательнее. Жорж Прадель подчинился этому очарованию и говорил себе тихо: «Чтобы вернуть улыбку на эти печальные уста, чтобы зажечь пламя в этих страдающих глазах, я отдал бы свою жизнь».
Госпожа Метцер опять села на место и погрузилась в свои мысли, не замечая признаков нетерпения и раздражения, выказываемых мужем. Немец поневоле покорился этой немоте и стал подробно рассказывать Жоржу о сложных спекуляциях, которые, если бы Домера решился дать малую часть своих капиталов, должны были принести изумительные результаты.
– Будьте уверены, мой юный друг, — прибавил он, — что вам достанется часть прибыли. Трудясь для вашего милого дядюшки, я буду трудиться и для вас, не только увеличивая состояние, которое вам когда-нибудь достанется, но немедленно передавая в ваше распоряжение суммы, которые вам понадобятся, без всякого ущерба для интересов
Жорж почти не слушал. Хозяин наконец приметил очевидное невнимание своего гостя и нахмурился. Но почти тотчас на его лицо вернулась улыбка.
– Любезный лейтенант, очевидно, я вам надоедаю.
– Вовсе нет, уверяю вас! — воскликнул Жорж, опомнившись.
– Бесполезно отпираться, — продолжал Метцер, — я вам надоедаю, и это весьма естественно: вы не привыкли к деловому языку. Притом я понимаю, что злоупотребил вашим терпением. А потому на сегодня мы оставим этот предмет.
Даниель позвонил. Пришла служанка и принесла поднос с хрустальным графином, стоявшим в серебряной чаше, наполненной льдом, чашечки китайского фарфора, сахарницу, золоченые ложечки и сигары.
– Госпожа Метцер нальет нам охлажденного кофе, — продолжал хозяин. — Милый друг, мы ждем.
Молодая женщина оставалась неподвижна как статуя.
– Разве вы не слышите? — продолжал Метцер почти грозно. — Я вам сказал, что мы ждем.
Леонида вздрогнула, будто пробудившись от глубокого сна. Она встала, бледная и безмолвная, как призрак, схватила графин, налила кофе в чашки и подала Жоржу Праделю и мужу.
– Как вам этот кофе? — спросил Даниель офицера.
– Отличный, — отвечал Жорж.
– Долорес — так зовут мулатку — не имеет равных в его приготовлении. Вы музыкант, любезный лейтенант?
– Нет, но обожаю музыку.
– Мужья гордятся дарованиями своих жен. Я хочу, чтобы вы послушали мою жену. Леонида, сядьте за фортепьяно и будьте так любезны, спойте нам что-нибудь.
Госпожа Метцер вздрогнула и устремила на мужа молящий взгляд.
Даниель был неумолим.
– Не заставляйте себя просить, — продолжал он. — Выберите что-нибудь веселенькое.
Молодая женщина, подобно мученице, идущей на казнь, подошла к фортепьяно. Но в эту минуту дверь отворилась, и в гостиную вошел с улыбкой на устах низенький человек, старый и плешивый, с длинными бакенбардами.
– Ах! Любезный господин Ришар Эллио, милости просим! — воскликнул Даниель. — Вот что можно назвать приятным сюрпризом!
Леонида посмотрела на вошедшего, вздрогнула, зашаталась и упала бы без чувств, если бы Жорж Прадель не бросился ее поддержать.
Ришар Эллио был тем богатым банкиром, который оспаривал расположение жидовки Ревекки у лейтенанта Жоржа Праделя. Будучи отцом семейства и в возрасте более чем зрелом, этот миллионер удивлял общество своим разнузданным поведением. Громадное состояние позволяло ему давать полную волю своим порокам. Каждый день называли все новых его любовниц: куртизанок, актрис, певиц или законных жен мелких торговцев в стесненных обстоятельствах — торговцев, которых он, как банкир, держал в полной зависимости.
Кроме дома на улице Баб-эль-Уэд, у банкира был домик, меблированный с большой роскошью и утонченным комфортом. Там он помещал своих фавориток на время их краткосрочного царствования. Там он также устраивал оргии, достойные римлян, о которых честные люди говорили с глубоким отвращением.
Встретив этого человека, принятого в доме пруссака и переступавшего порог гостиной госпожи Метцер, а главное, видя страшное волнение Леониды, офицер содрогнулся, будто предчувствуя какой-то гнусный заговор.