Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов

Пастернак Борис Леонидович

3

Эмигрант

Здесь, меж вами: домами, деньгами, дымами,Дамами, Думами,Не слюбившись с Вами, не сбившись с вамиНеким —Шуманом пронося под полой весну:Выше! из виду!Соловьиным тремоло на весу —Некий – избранный.Боязливейший, ибо взяв на дыб —Ноги лижете!Заблудившийся между грыж и глыбБог в блудилище!Лишний! Вышний! Выходец! Вызов! ВвысьНе отвыкший… ВиселицНе принявший… В рвани валют и визВеги – выходец.9 нов. февраля

(NB! После «неким» – задержка дыхания – и: Шуманом.)

4

Выше! Выше! Лови – летчицу!Не спросившись лозы отческой —Нереидою по – лощется,Нереидою в ла – зурь!Лира!

Лира! Хвалынь синяя!Полыхание крыл в скинии!Над мотыками и спинамиПолыхание двух бурь!Муза! Муза! Да как смеешь ты?Только узел фаты веющей!Или ветер страниц – шелестомО страницы – и смыв, взмыл…И покамест – счета – кипами,И покамест – сердца – хрипамиЗакипание – до – кипениДвух вспененных – крепись! – крыл.Так, над вашей игрой крупною,(Между трупами – и – куклами!)Не общупана, не куплена,Полыхая и пля – ша —Шестикрылая, ра – душная,Между мнимыми – ниц! – сущая,Не задушена вашими тушамиДу – ша!10 нов. февраля

5

Из недр – и на ветвь… рысями!Из недр – и на ветр… свистами!Гусиным пером писаны?Да это ж стрела скифская!Крутого крыла грифоваПоследняя зга – Скифия!Сосед, не спеши! НечегоСпешить, коли час – тысячный…Разменной стрелой встречноюКогда-нибудь там – спишемся…Вели – кая – и – тихаяМеж мной и тобой – Скифия…И спи, молодой, смутный мойСириец, стрелу смертнуюКимвалами и лютнямиГлуша… Не ушам смертного(Единожды в век слышимый)Эпический бег – Скифии!11 нов. февраля

6

Колыбельная

Как по синей по степиДа из звездного ковшаДа на лоб тебе да… – Спи,Синь подушками глуша.Дыши да не дунь,Гляди да не глянь.Волынь-криволунь,Хвалынь-колывань.Как по льстивой по трости,Росным бисером плеща,Заработают персты…(Шаг – подушками глуша:)Лежи – да не двинь,Дрожи – да не грянь.Волынь-перелынь,Хвалынь-завирань.Как из моря из Каспий —ского – синего плаща,Стрела свистнула да… (спи,Кровь – подушками глуша…)Лови – да не тронь,Тони – да не кань.Волынь-перезвонь,Хвалынь-целовань.13 нов. февраля

7

Богиня Иштар

(Луны и Войны.Ее, по словам Персов, чтили Скифы.)От стрел и от чар,От гнезд и от нор,Богиня Иштар,Храни мой шатер:Братьев, сестер.Руды моей вар,Вражды моей чан,Богиня Иштар,Храни мой колчан…(Взял меня – хан!)Чтоб не жил кто старЧтоб не жил кто хворБогиня ИштарХрани мой костер(Пламень востер!)Чтоб не жил кто старЧтоб не жил кто золБогиня ИштарХрани мой котел(Зарев и смол!)Чтоб не жил – кто стар,Чтоб нежил – кто юн!Богиня ИштарСтреми мой табунВ тридевять лун!14 нов. февраля

8

Лютня

Лютня! Безумица! Каждый раз,Царского беса вспугивая:– «Перед Саулом-Царем кичась…»(Да не струна ж – а судорога!)Лютня! Ослушница! Каждый час,Струны стрелой натягивая:– «Перед Саулом-Царем кичась —Не заиграться б с аггелами!»Горе! Как рыбарь какой стоюПеред пустой жемчужницею.Это же оловом соловьюГлотку залить… да хуже еще:Это – бессмертную душу – в пахПервому добру молодцу…Это – но хуже, чем в кровь и в прах:Это – срываться с голосу!И сорвалась

же! – Иди, будь здрав,Бедный Давид… – Есть пригороды!Перед Саулом-Царем игравС аггелами – не игрывала!14 февраля

9

Азраил

IОт руки моей не взыгрывал,На груди моей – не всплакивал…Непреложней и незыблемейОпрокинутого факела:Над душой моей – в изглавии,Над страдой моей – в изножии…(От руки моей не вздрагивал, —Не твоей рукой – низложена!)Азраил! В ночах без месяцаИ без звезд – дороги скошены.В этот час тяжело-весящийЯ тебе не буду ношею…Азраил! В ночах без выходовИ без звезд: личины сорваны!В этот час тяжело-дышущийЯ тебе не буду прорвою…А потом – перстом – как факеломНапиши в рассветных серостяхО жене, что назвала тебяАзраилом – вместо Эроса.II(последнее)Оперением зимОвевающий шаг наш валок —ХерувимМарий годовалых!В шестикнижие крылОкунающий лик как в воду —Гавриил —Жених безбородый!И над трепетом жил,И над лепетом уст виновных:Азраил —Последний любовник.17 нов. февраля 1923 г. М.Ц.

Письмо 14

<ок. 20 марта 1923 г.>

Пастернак – Цветаевой

Дорогая Марина Ивановна.

Вы видели, Вы слышали это? Призовите на помощь Ваше родное воображенье и представьте себе жизнь со всеми ее странностями и непорядками. Осмотритесь в этом представленьи: в нем найдите объясненье моего сдержанного величанья Вас и дикого этого запозданья. Увы, даже и это письмо преждевременно и пронесено тайком, под полою. В чем же дело? Пройдет время, которое не будет принадлежать ни мне, ни Вам, пока станет ясно моей милой, терзающейся жене, что мои слова о себе и о Вас не лживы, не подложны и не ребячливо-простодушны. Пока она увидит воочию, что та высокая и взаимно возвышающая дружба, о которой я говорил ей со всею горячностью, действительно горяча и действительно дружба, и ни в чем не встречаясь с этой жизнью, ее знает и ее любит издали, и ей зла не желает, и во всем с ней разминаясь и ничем ей не угрожая, разминовеньем этим ей никакой обиды не наносит. Это роковая незадача, что мы не встретились втроем. Тогда от этой низкой тяжбы избавлены были бы все трое. Я уверен, она полюбила бы Вас так же, как Ваши книги, в восхищеньи которыми мы с нею сходимся без тягостностей и недоразумений. Как рассказать мне ей то, что нас с вами связало, когда даже и Вам мне этого не выразить, ибо единственным выраженьем этого будет ближайшая наша жизнь в ее труде, в ее сосредоточенной тишине и в той силе, которую я единственно силою-то и почитаю и которая предшествует размерам и их творит и зарождает, которая равна быть может точке и, дыша, отепляет своею умною нежностью безмерную вселенную, развернутую, раскинутую и сдерживаемую ее теплом. Что сказать мне Вам обо всем этом, если уже и сейчас возможность писать Вам или «взяться с Вами за дело» (в чем мне пока отказано) я заменяю чтеньем Толстого, ну хотя бы Воскресенья, что под рукой сейчас у меня. Вы – сестра мне, – и подумайте, с какой болью я закусываю при каждой новой строчке губы, чтобы не дать прорваться этому слову величайшей нашей мужской выразительности, дабы его горячая правда не попала в беду по моей ли малости, или по Вашей молодости, или по чем еще ином, как это всегда почти бывает с лучшими, с наилучшими достояньями человека.

Надо ли Вам, такой сестре, так по-родному хорошо знакомой со всеми секретами породистого и нравственно породистого благородства (субстанция печалящая и усмешливая), говорить, что не Елена книжки – моя жена, что то все ушло в катастрофу, в несуществованье, что существованье далось мне ценой перелома, что я учился долго и трудно равнодушью, что полюбив, не дал этому чувству расти, а женился, чтобы не было опять стихов и катастроф, чтобы не быть смешным, чтобы быть человеком, – и что я узнал чувства делимые, множественные, бренные и фрагментарные, не выражающиеся в стихах и их не знающие, но как бы наблюдающие человека и его сердце и их безмолвно обвиняющие. Надо ли говорить Вам, что я далеко не тот, чтобы легкомысленно над этими призраками чувств, дающими жизнь на земле не призракам, но живым детям, насмеяться за то только, что они не поют и не хватают за сердце своим одиноким, неделимым и бесследным богоподобьем, а смотрят, всматриваются и размножаются деленьем. О, трудно мне об этом и так, второпях. Но свято и это. Однако иначе, суше, совсем иначе, чем принято это умиленно выражать. Осенью ждем мы ребенка, это ее, бедную, и погнало домой. Вот и едем. – Марина, если Женя проснется, я оборву письмо и так пошлю. Этот один обман да простится всем нам троим, – он невольный, дальше поднимемся, другого никогда не будет.

Когда я прочел Ваше последнее письмо, у меня сердце сжалось от боли. Но это было заблужденьем. В следующую же минуту я поблагодарил Бога за то, что не встретил Вас летом 17 года. А то бы я только влюбился в Вас (и с Вами не было бы катастрофы, ибо их было бы две, а этого не бывает (т. е. у Вас и у меня)). Т. е. много бы ненависти осталось у нас по том, и такое потом обязательно бы последовало.

Письма не кончил. Опять просьба, уже раз высказанная Вам. Не думайте обо мне и об ответе, они придут сами собой. Стихов до Москвы читать не смогу. Пока не напишу из Москвы, – письма, если бы написали, не посылайте. Всего огорчительнее было бы, если бы то, что пришло от Вас, залегло и сообщилось моей жизни (даренье большой нравственной и облагораживающей силы), в отдаленном моем выраженьи показалось чудным, смешным или непонятным Вам. А мне кажется, что судьба сводит нас так для того, чтобы кругом нас и рядом с нами не было искажений, обманчивости, измен. До свиданья. – Спасибо за Эккермана.