Что будет, то и будет
Шрифт:
Ирины Лещинской в комнате не было.
Естественно, бросились догонять клиента — будто он мог унести Иру, спрятав под пиджаком на своей мощной груди. Но клиента и след простыл. Удостоверения личности он, ясное дело, не предъявлял, так что случай выглядел безнадежным.
В полицию не заявляли, надеясь на лучшее. Козленка продали на бойню, шкуру помыли, а комнату проветрили.
Второй случай приключился три недели спустя в массажном кабинете Меира Ханоха, улица Бен-Иегуды, 33. После ухода очередного клиента девушку по имени Сара Вайнбрун пожелал иметь не кто иной, как сам знаменитый писатель Ави
Выскочил он оттуда семь секунд спустя, и вопль его был не очень слышен, потому что Ави мгновенно сорвал голос.
Сары в комнате не оказалось. Вместо нее стоял в углу большой шкаф с раскрытыми дверцами, на внутренних его стенках висели на крюках различные типы холодного оружия, огромных размеров секач вывалился из шкафа на пол комнаты. На лезвии секача ясно были видны запекшаяся кровь и густая прядь человеческих волос. Похоже, что даже с остатками скальпа. Было отчего завопить.
Не зная ничего о случае в «Нашей мечте», Ханох тоже не заявил в полицию.
Роман Бутлер занялся этим делом после того, как пропала одиннадцатая по счету девушка, Соня Беркович. В полицию обратился прохожий, стоявший у витрины магазина перчаток и услышавший вдруг вопль с третьего этажа, где, как все знали, помещался массажный кабинет Руди Бернштейна.
Вместо Сони в комнате обнаружили мальчишку лет пятнадцати, по виду типичного араба, который не мог дать никаких показаний, поскольку у него был аккуратно вырезан язык.
— Вот так, Павел, — сказал Роман, когда я просмотрел микродискет и вытер выступивший на висках пот. — К твоему сведению: до сегодняшнего дня исчезли одиннадцать девушек из восьми массажных кабинетов. Ни в одном случае не удалось задержать клиента, который выходил от девушек последним. Но вместо девушек всегда что-нибудь появлялось. Перечисляю: живой баран, мальчишка-араб с вырезанным языком и лишенный рассудка, камень размером с журнальный стол, пуховая перина с пролежнями, несколько пергаментных свитков, к сожалению, без записей, оружие, в том числе явно побывавшее в употреблении… И, наконец, боевое облачение для мужчины среднего роста. Эта последняя находка и заставила нас обратиться к историку.
— Можно взглянуть?
— Дискет у тебя в руках, переключись на файл suit.doc.
Посмотрев, я сказал:
— Роман, тебе известно, что я специализируюсь на новейшей истории Израиля. А это облачение не имеет к израильской истории никакого отношения.
— А к какой? — терпеливо спросил Роман.
— Ни к какой, — отрезал я. — Это искусная подделка боевого облачения курайшитского воина первой четверти седьмого века нашей эры.
— Почему — подделка?
— Потому, черт возьми, что облачение совершенно новое. Я бы сказал непристойно новое. Ты что, сам не видишь?
— Вижу, — сказал Роман. — Именно поэтому мы и обратились к тебе, а не к Даниэлю Дотану, специалисту по раннему исламу.
Только тогда до меня начал доходить ход мыслей Романа и Меира.
— Н-ну… — сказал я, подумав, — как-то это все… э-э… притянуто за уши…
— У тебя есть иное объяснение?
— Н-нет… Но, во имя Творца, зачем?! Кому это надо?!
Как известно, три главных вопроса, на которые должен ответить полицейский следователь, таковы: кто сделал? зачем сделал? как сделал?
Я сразу спросил «зачем», а нужно было начать с вопроса «как».
Насколько я понял, некие злоумышленники воспользовались стратификаторами Лоренсона с целью, которая пока оставалась неизвестной.
Таким образом, к делу об исчезновении девушек добавилось дело о хищении стратификаторов, поскольку аппараты эти имеются во всем мире в очень ограниченном количестве и используются лишь по решению Комитета безопасности того или иного государства. Штука серьезная, но для террора, скажем, или ведения боевых действий бесполезная.
— Сколько в Израиле стратификаторов Лоренсона? — спросил я у Бутлера.
— Значит, ты полагаешь… — протянул Роман.
— Не строй из себя девицу, — обиделся я. — Наверняка твои эксперты пришли к тому же выводу, и ты явился ко мне для того, чтобы я точно назвал тебе эпоху. Я назвал — первая четверть седьмого века. А теперь ответь на мой вопрос.
— Три, — сказал Роман, помедлив. — Один в институте Штейнберга, другой в Историческом институте Еврейского университета и третий — в Технионе.
— Ха, — сказал я. — Ни у ШАБАКа, ни в Мосаде, значит, таких аппаратов нет?
— А зачем им? — сказал Роман, и Меир поддержал коллегу кивком головы.
— Для пресечения терактов и планируемых против Израиля военных операций, конечно!
Роман и Меир одновременно покачали головами, и я не стал настаивать.
— Бедные девушки, — сказал я.
Меир Брош отправился в Технион, Роман срочно вылетел в Иерусалим, а мне поручили поговорить с Моше Рувинским, директором Штейнберговского института. Не знаю, почему все детали нельзя было выяснить по стерео, но разбираться в хитросплетениях полицейской мысли мне не хотелось, и я отправился.
— Зачем тебе стратификатор? — подозрительно спросил Рувинский. После истории с комиссией Амитая и поисками Махмуда Касми директор любые мои вопросы встречал настороженно и ожидал подвоха.
— Есть мнение, — сказал я, подражая советским лидерам шестидесятых годов прошлого века, — что некто несанкционированно использует аппарат, принадлежащий институту.
— Его и санкционированно никто использовать не может, — мрачно сказал Рувинский. — Аппарат в ремонте.
— Что такое? — удивился я, про себя отметив, что наши с Романом предположения, похоже, начинают оправдываться.
— Во время последнего эксперимента произошел перегрев усилителей.
В подробности Рувинский вдаваться не стал, что естественно стратификаторы Лоренсона, называемые в просторечии «машинами времени», являются строго засекреченными аппаратами, используемыми лишь при наличии специального решения правительственного Совета безопасности. Простому историку знать детали не рекомендуется. Не уверен, что сам Рувинский был посвящен хоть в какие-то детали.
— Давно чините? — спросил я, не надеясь, вообще говоря, получить ответ даже на этот простой вопрос.