Что человеку надо
Шрифт:
Встречают Новый год. Утром приехал грузовик с почтой: много пакетов — это все подарки к празднику. Разбирает посылки Ян, старый поляк, шахтер.
— Мариусу Леграну из Марселя.
— Давай сюда!
— Владиславу Стрижевскому из Парижа.
— Убили его.
— Степану Ковалевичу из Валенсии.
— Ты что, не знаешь? В госпитале…
— Жюлю Бланшону из Бельфора,
— Третьего дня убило.
— Карлу Машеку из Праги.
Никто не отвечает. Ян угрюмо говорит:
— Читай теперь ты. Я не
Вот и Новый год.
— За победу! За Испанию!
Они поют песни — французы, болгары, поляки, немцы, — мирные непонятные песни: о любви, о деревьях, о свадьбах. Вальтер забился в угол, молчит, ничего не пьет.
— Вальтер, спой что-нибудь…
Он поет по-немецки песню. У него глухой, надтреснутый голос:
«Нет, мы не потеряли родины. Наша родина теперь Мадрид»…Пако говорит:
— Хорошая песня! Про девушку?
— Про родину.
Пако улыбается:
— А у меня дома теперь тепло…
Он зачинает завывать:
«Севилья, твои башни и ласточка, Севилья, моя отрада!..»Вальтер налил в большую чашку коньяку и говорит:
— Вздор!
Над Хуанито посмеивались — как он ружье держит! Пробовали его учить, он не слушал, ходил грустный, всех сторонился. Как-то его послали в Мадрид за бобами. Он привез ящичек и сразу пошел в штаб к Маркесу:
— Дай я тебе ботинки почищу!
До войны Хуанито был чистильщиком сапог. Как же он наваксил ботинки Маркеса! Он тер их тряпкой, разными щетками, бархатом. Ботинки пищали. Наконец, Хуанито прищурился:
— Красиво! Давно я этого не видел…
Все смеялись — зачем здесь чистить ботинки, кругом грязь непролазная? А Маркес стал расспрашивать Хуанито, что лучше ваксить — бокс или шевро? Потом сказал:
— Я прежде дома строил…
Хуанито с этого дня не узнать: веселый, заводит со всеми длинные разговоры. Маркес хочет его произвести в капралы:
— Только читать научись.
У Маркеса большое хозяйство. Надо достать грузовики. На отдых увели чорт знает куда — деревню каждый день бомбят! Как бы втолковать комиссару, чтобы он попроще разговаривал с бойцами? Маркес никогда не кричит, не суетится.
Это было в декабре: бригада стояла возле Боадильи. Маркес говорит Льяносу:
— Белый дом видишь? Вон там… Нет, правей, с плоской крышей. Это я строил.
Полчаса спустя артиллерия начала стрелять по дому. Маркес смеется:
— Здорово! Три попадания сряду.
Кузнец Перес силач, он в руке гнет медяки. Лучше всех он умеет петь андалузские песни. Его жена осталась в Гренаде, он не знает, что с ней.
Переса послали в Мадрид с пакетом. Он увидел на проспекте автомобили, охрану, толпу: это вывозили фашистов, засевших в одном из посольств. Перес крикнул:
— Маркиза!
Он хотел подойти ближе, его не пустили:
— Они под охраной посольства.
— Везут куда? В тюрьму?
— Зачем в тюрьму? В Париж.
Вечером Перес вернулся в Морату. Он ее помнил себя от злости. Как она на жену кричала: «Наволочка! Наволочка!..» Восемь песет удержала, сука! Они в окопах гниют, а такую на машине катают…
Ночью Перес вспомнил, что в церкви сидит пленный. Он полз по мокрой глине и боязливо оглядывался. Часовой дремал. Перес вошел в церковь и чиркнул спичкой — розовый ангел глупо ухмылялся. Перес долго бродил по битому стеклу. Наконец, он увидал фашиста. Марокканец спал на соломе. Он показался Пересу непомерно маленьким. Пленный проснулся, вскочил и начал быстро говорить. Перес не понимал слов, но от жалостливого голоса ему стало скучно. Он выругался и ушел.
Он разбудил Хуанито:
— Сволочи, убить их мало! Ну, хорошо, пускай ее, суку, везут в Париж. Но почему он как птица кричит? А Хесуса убили…
Всю ночь он просидел на земле, а утром сказал Маркесу:
— Товарищ командир, в газете пишут, что мы за правду истекаем кровью. А где она, правда?
Маркес увел его к себе. Они долго разговаривали. Когда Перес вернулся, Хуанито спросил:
— О чем говорили?
— О песнях… Чорт с ними, пускай кричат! Воевать надо…
Командир Льянос слывет чудаком. Он высокий, лицо медное от загара, короткие седые волосы. Никогда не замечает, что ест. Может пообедать два раза сряду, а бывает — ходит весь день натощак. В Морате к нему пристал кот: Льянос прозвал его «Басилио». На ночь он стелет коту свое одеяло: «А как же?.. Коты от сырости линяют». Льянос еще не оправился от ранений, прихрамывает. Маркес подарил ему трость, и Льянос в атаку идет с тросточкой, как будто гуляет.
Одиннадцать дней дерутся за пригорок. Сегодня весна. Утром артиллерия замолкла; налетели откуда-то птицы: люди вдруг заметили зеленый пух на земле.
Рамон разулся и греет на солнце отмороженные распухшие ноги. Он говорит Льяносу:
— Отпусти меня домой! На месяц… У нас теперь сеют. Только-только мы взяли землю, а здесь говорят — воевать. Я ее и не видал, как следует…
Он говорит о земле нежно и ревниво, как будто оставил дома молодую жену. Льянос его утешает:
— Скоро увидишь.
Льянос рассказывает о пшенице, которая вызревает в мае, о диковинных маслинах — они с детства приносят плоды, о пробке, о мериносах. Рамон слушает и недоверчиво улыбается.
Двенадцатый день. Они добежали до макушки, начали закрепляться. Под вечер неприятельская авиация закидала бомбами позиции. Пришлось снова очистить пригорок.
Ночью Льянос пошел к Маркесу. Они долго толковали о зенитках, о транспорте, о пополнениях. Потом Маркес рассказал о Пересе.
— Ты с ним поговори. Интересный человек. Сможешь его описать. Ты ведь писатель?