Что делать, Россия? Прорывные стратегии третьего тысячелетия
Шрифт:
Поэтому когда оппозиция обвиняет власть в тоталитаризме и когда власть обвиняет оппозицию в экстремизме и вместе они обвиняют друг друга в «фашизме» – это естественно. Это просто симптом наличия в обществе противоречий по разным вопросам. Это подтверждение, что в обществе есть стороны, каждая из которых не может убедить другую, а значит, выглядит для противоположной стороны как насилующая.
Когда некий человек или меньшинство не согласно с господствующей идеологией, то, конечно, для них это господство выглядит как насилие. Но на их крики не стоит обращать внимания: это их мнение, а не уровень насилия в обществе. Точно так же не стоит обращать внимание на стенания власти по поводу
Иное дело, когда нет большинства и меньшинства, когда общество разделено на равные лагеря, когда конфликтность велика. В такой ситуации слишком большие группы людей чувствуют себя несогласными с другими большими группами. То есть реально уровень «чувства насильности» оказывается высок для каждой из сторон!
Отсюда парадоксальный, но объективный вывод: чем больше в обществе конкуренции, конфликтности, несогласия, тем больше в нем ощущается насилие! Максимально «насильное» общество то, в котором идет война всех против всех, никто друг друга ни в чем не убеждает, на насилие и отвечает насилием. В этом обществе нет идеологии, продуцирующей согласие, нет мира, нет права, каждый враг друг другу, право каждого кажется соседу узурпацией, насилием.
Это «дикое состояние» оставлено человечеством в самом начале истории, с того времени, как возникли первые государства – продукты общественного консенсуса.
Государство есть не система насилия, это, наоборот, по своему генезису и функциям система антинасилияу система консенсуса. Гегель называл государство образом Бога на Земле, а Ницше говорил, что вокруг Бога все становится миром. Функция государства в продуцировании мира, консенсуса и права.
Согласно нашей логике, одинаково отвратительны и майданщики с перекошенными лицами, и милиционеры с резиновыми дубинками, преследующие инакомыслящих. Правды нет ни у тех, ни у других. Наличие такого противостояния свидетельствует о том, что потенциал аргументов у каждой из сторон недостаточен. Такое противостояние – симптом болезни, означающей, что во-первых, надо совершенствовать идеологию, которая бы накрывала и перевербовывала противника, во-вторых, надо менять информационные потоки на те, которые бы позволили достигнуть глаз, ушей и мозгов противоположной стороны.
Как температура свидетельствует о болезни, о воспалительном процессе в организме, так насилие служит сигналом: не все в порядке в гуманитарной, идеологической области. Здесь зависимость прямая, в отличие от экономической зависимости, которая не прослеживается. Есть примеры, когда власть падала во время экономического спада и стабилизировалась во время экономического подъема. Но можно привести сотни исторических примеров, когда власть падала во время экономического подъема и стабильности и, наоборот, держалась прочно во время упадка и голода.
Пора расставаться с догмами об экономическом базисе и надстройке. Базисом всего и вся является дух. И если с ним проблемы, это будет проявляться и в экономике, и в политике.
Если верно утверждение, что человеку свойственно стремиться от войны к миру, то он должен стремиться от конфликтных обществ, пронизанных насилием, к обществам консенсусным, пронизанным идеальным.
Но, к сожалению, «дикое состояние» периодически воспроизводится теми, кто путает конкретную, не убеждающую его лично идеологию с идеальным вообще, и поэтому разрушает идеальное.
Дикое состояние воспроизводится теми, кто путает «режим» с государством, а Родину с «начальством», и борется не с начальством, а с Родиной, не с режимом, а с Отечеством и государством. Всякий раз, когда
Однако на призыв не путать «недостатки власти» с «государством вообще» и с Родиной, оппозиционеры возражают: это, дескать, уловка власти, способ избежать критики. Всегда бюрократ говорил, что «не меня конкретного бюрократа ругают, а всю Родину», значит, тот, кто ругает, чуть ли не предатель.
Всем понятно, что Родина и начальство – не одно и то же, тем более, если начальство плохое. Но реально как тогда в политике действовать? Как провести грань между нанесением ущерба государству как таковому или некому режиму? Как сделать, чтобы не выплеснуть с водой ребенка или не «попасть в Россию, целя в коммунизм»?
Вывод прост: критика вообще не конструктивна. Ни критика власти со стороны оппозиции, ни критика оппозиции со стороны власти. Конкурентоспособность, суверенность, право на легитимную власть возникает только из предложений позитива, из предложения нового мира, новых моделей консенсуса, общества, из новых планов и идеологий, а не из негатива или критики. Критикуя, ты не убеждаешь, а только заставляешь оппонента радикализовываться в своем мнении, вызываешь эскалацию ответной критики.
Простой пример из жизни. Молодой человек решил издать сборник интервью современных российских ученых и отправил им письма. Один из них отвечает: «Я не буду в этом участвовать, потому что мне не нравится тот образ науки, который вы создаете». Позвольте, но ведь именно вам и предложили повлиять на создание этого образа. Если вы откажетесь, другой, третий, согласный с вами, то действительно останутся только те, кто вам не нравится, и получится ровно тот образ науки, который вы и не хотели! После этого вы раскритикуете этот образ, а противоположная сторона ответит тем же. Что за привычка шарахаться от того, что на первый взгляд не нравится, вместо того, чтобы наоборот, попытаться включиться и изменить это в приемлемую сторону? Что за привычка сразу ставить крест на ком-то, с кем даже минимально не согласен? Что за неверие в изменчивость человеческой природы, ведь тот, кто вам не нравится, может изменить взгляды? Что за неверие в свои силы убедить кого-то, повлиять на него? Что за привычка формировать жесткие критерии для общения? Некое прокрустово ложе принципов, которое скорее свидетельствует о закостенелости и неспособности меняться и развиваться у того, кто эти принципы формулирует.
Скажу радикальную вещь: если бы в 1930-е годы в Германии все либералы, демократы, социалисты, христианские демократы, христианские консерваторы, центристы вступили бы в НСДАП, то… не было бы никакого холокоста, а возможно и Второй мировой войны. Все эти люди создали бы такой балласт гитлеровскому кораблю, что он бы далеко не заплыл, даже при самом попутном ветре. Но все эти «рафинированные интеллигенты» предпочли сбежать с корабля как крысы. Они эмигрировали, критиковали режим, чем вызвали ответный огонь критики, радикализацию нацистского движения и репрессии против тех, кто остался в Германии.
По сути М. Хайдеггер был одним из немногих интеллектуалов, кто пытался воздействовать на ситуацию. В «Ректорской речи» он заявил, что «сущность фюрерства в том, что ведущий ведом теми, кого он ведет», то есть фюрер не может радикально менять курс и, наоборот, ведомые имеют власть над фюрером. Хайдеггер пытался воздействовать на нацистскую идеологию, очистить ее от биологизма и антисемитизма. В своих лекциях он неустанно полемизирует с вульгарным нацизмом и учит молодежь (которая придет к власти через годы) более глубокому пониманию истории, чем это делает официальная пропаганда.