Что день грядущий нам готовил?
Шрифт:
Лилли же был уверен в обратном, но понимал, что переубедить легион оппонентов сможет лишь захватывающее реалити-шоу. Самый верный способ — предоставить китообразным удобную трибуну, с которой они сами произнесут «тронную речь».
В ходе опытов ассистентка Лилли Маргарет Хоу провела почти безвылазно два месяца в специально приспособленном бассейне в компании дельфина-бутылконоса по кличке Питер и еще нескольких самцов этого вида, пытаясь вступить с ними в содержательное общение. Эту молодую привлекательную особу Лилли выбрал для работы с дельфинами, явно исходя из предположения, что существо противоположного пола легче завоюет их симпатии. Ученый полагал, что стрекочущие звуки, издаваемые дельфинами, представляют собой зачатки членораздельной речи. Хоу потратила не одну неделю, стараясь перевести взвизги
Самой трудной и животрепещущей проблемой Лилли считал не то, что животным недостанет ума для бесед с нами: напротив, в их глазах мы сами немы или даже дики. У кашалотов, например, по его мнению, разум столь возвышенный, что люди им попросту неинтересны. Эти гиганты с нежной душой избегают контактов из-за людской страсти затевать войны: до общения с ними на равных человек духовно не дорос, если угодно — звероподобен. Когда же Лилли задавали вопрос: если киты такие умные, почему они не правят миром, — тот отвечал, что морской народ «слишком умудрен» для подобной суеты.
Еще более очевидный кандидат на межвидовую коммуникацию — шимпанзе и другие приматы, благо они генетически намного ближе людям, чем морские звери с плавниками вместо ног. Восприняв правила игры у Лилли, исследователи в 1960–1970-е годы «усыновляли» шимпанзят, селили их у себя дома и воспитывали как родных детей в надежде, что подрастающие обезьянки овладеют речью естественным путем, точно так, как это получается у человеческих младенцев. Например, биолог Вера Гатч из Университета штата Оклахома в 1966 году взяла на себя заботу о самочках Мэй и Люси, надежно оградив их от любых контактов с сородичами, чтобы «детки» не переняли у других шимпанзе «дурные привычки». Обезьян учили пользоваться туалетом, носить одежду, сидеть за обеденным столом и выслушивать нотации.
Экспериментаторы утверждали, что приматы, выращенные в таких условиях, усваивают словарный запас до 200 единиц, достаточный для несложных бесед, в которых животные уверенно объясняются жестами и знаками. Скептики, в свою очередь, указывали, что умение обезьяны ткнуть пальцем в нарисованный банан, когда ей хочется есть, едва ли можно отнести к актам развитой речевой коммуникации.
Однако даже эти скромные результаты вызвали к жизни немало предсказаний о том, что обезьянам, возможно, предстоит межвидовая конкуренция на рынке труда с их менее волосатой родней, то есть нами. Еще в конце пятидесятых сэр Джордж Томсон предположил в книге «Обозримое будущее», что приматы, научившись делу, будут убирать поля и трудиться на сборочных линиях. Другие прочили сильным, проворным шимпанзе рабочие места шахтеров и прислуги (последняя идея, несомненно, вдохновила авторов романа и фильма «Планета обезьян»). В 1967 году одна команда прогнозистов выступила с идеей обучать обезьян вождению автомобиля на радость домохозяйкам, которые, несомненно, предпочтут роботам живых помощников. По мнению этих прорицателей, четверорукие шоферы могли отличиться такой сноровкой, что меньше стало бы дорожных аварий. Коль скоро шимпанзе умеет очищать сразу два банана обеими парами конечностей, он, надо думать, и с переключателем скоростей справится уверенней.
Совсем другая, ужасная возможность, широко обсуждаемая с той поры по сей день, — «сотворение химер»: животных, наделенных человекоподобным сознанием. В этом мрачном сценарии дешевую рабочую силу получали бы из лабораторий, как в старом романе Герберта Уэллса «Остров доктора Моро». Его преобразованные зверолюди осознавали себя в сумеречном пространстве на пограничье людского разума и животных инстинктов, рабски подчиняясь прихотям человека-повелителя. Сегодня генная инженерия практикует локальные «химерические» манипуляции в исследовательских целях — например, заставляя иммунную систему мыши вырабатывать человеческие антитела. Но о попытках вселить разум в тело, скажем, гориллы до сих пор никто не заявлял.
6.
В немом фильме «Метрополис» (1927) пролетарии проводят жизнь в мрачных подземных лабиринтах и норах, а элита заняла верхние этажи роскошных небоскребов в стиле ар-деко. В мультсериале конца 1960-х «Семья Джетсонов» и простые рабочие, и все остальные живут в квартирах, плотно набившись в громоздкие дома-башни. В Лос-Анджелесе из фильма «Бегущий по лезвию» (1982) словно воскресли строители пирамид. Еще одна архитектурная тема, без конца повторяющаяся в популярной научной фантастике, — купол над городом, призванный хранить обитателей и от дурного воздуха, и от злобных уродов-мутантов, не способных скопить деньги на взнос за симпатичный уголок под крышкой.
Долгие годы научная фантастика внушала нам ожидания, что города изменятся до неузнаваемости. Между тем фактически последним крупным нововведением в городской среде стал небоскреб, появившийся более ста лет назад. Хотя с тех пор строительные материалы и технологии усовершенствовались, путешественник во времени, прибывший из 1950 года, вероятно, нашел бы современный Чикаго или Лондон довольно знакомыми. Перемен, конечно, много, вместе с тем основные черты городского пейзажа за десятилетия остались нетронутыми. Городам предсказывали смену не только внешности, но и сущности: они, в зависимости от того, кто выступал в роли прорицателя, должны были либо неимоверно разрастись, либо зачахнуть в упадке, либо вовсе исчезнуть с лица земли.
Чтобы вместить новые миллиарды жителей, которые будут населять планету в наши дни, понадобится, как думали некоторые футурологи, радикально переосмыслить само понятие города как компактного людского сообщества, выделенного из окружающей среды. Территории отдельных городов будут расти и сливаться, превращаясь в мегалополисы — общее пространство для десятков миллионов человек; эти гиганты накроют целые штаты, протянувшись через всю страну. В новом мире Чикаго или Лос-Анджелес окажутся всего лишь самыми крупными бусинами на нитках-осях урбанистических комплексов, которые получат необычные составные имена, что-то вроде «Лос-Сандиеглеса», «Сан-Сана» (сплошная городская полоса меж Сан-Франциско и Сан-Диего) и «Босваша» (то же — от Бостона до Вашингтона, округ Колумбия).
При такой населенности «старые» города, как следовало ожидать, станут расти и вширь, и вверх — будущий Нью-Йорк виделся скопищем огромных башен, своего рода вертикальных поселков с десятками тысяч жителей, где под одной крышей помещаются и школы, и магазины, и церкви. Вероятно, многим жильцам выходить на улицу понадобится не чаще, чем какому-нибудь закоренелому провинциалу — покидать пределы родного городка, где у него все под рукой.
Но кто сказал, что город будущего непременно должен стоять на земле? Благодаря развитию акванавтики и месторождениям, найденным на морском дне, под водой поселятся тысячи людей, которые станут добывать ценное сырье и принимать туристов с суши. Ради разнообразия в век новизны пригодятся и пещеры — человек просто возвратится туда на жительство после долгой «отлучки», как только захочет воспользоваться тем, что в подземных апартаментах летом всегда прохладно, а зимой тепло.
И почему бы, думали иные, не наладить в обычных городах искусственный климат, навсегда освободив их от грязного воздуха заодно с материнскими щипками и подзатыльниками погоды? В шестидесятые годы один из мечтателей предложил накрыть куполом весь Манхэттен [24] , чтобы круглый год на улицах держалась приятная комнатная температура — 22 градуса. Все это, конечно, могло иметь смысл при условии, что устоят города как таковые: многие ведь предсказывали, что они в новом веке обезлюдеют, уступив своих жителей просторному полудеревенскому «загороду» или более компактным территориям, получившим имя «плановых городов». (Несколько десятков таких были построены в разных странах, но преобладающей моделью расселения они нигде не стали.)
24
Самый старый и плотно населенный из пяти городских округов Нью-Йорка, расположен большей частью на одноименном острове. Площадь 59 кв. км, жителей в 1960 году — 1,7 млн.