Что движет солнце и светила (сборник)
Шрифт:
— Вот морды позорные! — поддержала его Иснючка. — Слава тебе, Господи, я на эти выборы не хожу…
— И зря, сударыня, не ходите, — откликнулся мужчина. — Если вы не выбираете, то другие за вас выбирают. Разве не понятно?
— Да что толку на эти выборы ходить? — встряла Люба. — Кого ни выбери, они через месяц-другой другими людьми становятся. Как ни включишь телевизор, видишь: то косточки друг другу перемывают, то придумывают законы, чтоб самим лучше жить, то чемоданы компроматов собирают. А этому Зюганову чем в стране хуже, тем лучше, прямо от
— Во-во! В стране бардак, а у них морды красные, — поддакнула Иснючка. — Никому не верю!
— Это вы, сударыня, зря, — сказал мужчина, старательно сворачивая газету. — Надо возвращаться к старой России, к той, что до октябрьского переворота была. Мы её не навсегда потеряли…
— Э, газетку-то верните, — заволновалась Иснючка. — Мне кульки под семечки из чего-то вертеть надо.
— Может, продадите? — мужчина просительно заглянул Иснючке в глаза и полез в измохратившийся карман шубейки. — Мы в вашем районе организуем партию демократических свобод, будем с народом встречаться, а этот газетный материал пригодится для бесед…
— Нет, ничего не знаю! — вдруг посуровела Иснючка. — Я этих газет набрала в киоске на почте. Их там списывают и продают как макулатуру. Вот и идите туда, может, что-нибудь осталось…
— А сами-то вы, сударыня, читаете газеты? — зачем-то поинтересовался представитель демократической партии.
— Делать мне больше нечего! — презрительно фыркнула Иснючка. — Все они брешут!
Мужчина вздохнул, осуждающе покачал головой и, ни слова больше не говоря, побрёл прочь.
— Ишь, какой! Демократ, итить твою мать! — выругалась Иснючка. Пропаганду решил на моей газете строить. Умный какой! А мне семечки во что сыпать?
Люба её не слушала. Она смотрела на Володю, который, широко улыбаясь, шёл к ней.
— Ну что, братан? Не надумал домой возвращаться? — спросил Олег Баринов.
С ним Александр столкнулся всё в том же гастрономе, где его одноклассник, похоже, прописался: как ни зайдёшь — обязательно столкнёшься с ним нос к носу.
В гастрономе открыли кафетерий на городской манер. Может, и слишком громкое название для трёх круглых столиков на высоких металлических ножках, настолько высоких, что какому-нибудь низкорослому мужичонке круг столешницы подходил под самый нос и, чтобы взять свой стакан, он, как балерина, становился на цыпочки. Никакого кофе и чая тут отродясь не подавали, из напитков водились лишь перекисший томатный сок да минеральная вода, зато в изобилии были различные вина и водка.
Спиртное разливала дебелая, крепко накрашенная Верка. Не смотря на то, что она была косоглазой и рябой, подвыпившие мужички так и липли к ней, надеясь, что их подхалимский флирт будет хоть как-то возблагодарён — ну, например, Верка расщедрится и плеснёт в стакан лишку. «Ну-ну, убери клешни! — басом прерывала она душевные излияния. — Я те счас как плесну в рожу-то, будешь знать!»
Александр забежал сюда по привычке. Накануне, как обычно, хорошо посидели с Ларисой, и голова сейчас просто
— Иди ко мне! — замахал руками Олег. — А то одному скучно…
Александр принял из Веркиных рук стопку водки и, стараясь её не расплескать, осторожно приблизился к столу, на котором среди колбасной кожуры, яичной скорлупы и кусков хлеба, в иссиня-красной лужице вина стояла стеклянная вазочка с веткой сосны, а рядом — картонная тарелочка с ноздреватым сыром, малюсенькими бутербродиками с красной икрой, печеночным паштетом и копченой колбасой. Отдельно лежал длинный и сморщенный, как огурец-желтяк, заскорузлый жареный пирожок.
— Закусывай! — Олег кивнул на тарелочку. — Не пей на пустой желудок! Верка ещё бутеров наделает…
Обычно безденежный, он, заговорщицки подмигнув Сане, чокнулся с ним своей рюмкой и, когда они, хором крякнув, выпили, подтолкнул его к прилавку вино-водочного отдела:
— Долг платежом красен. Ты меня угощал — теперь я тебя. Да что ты уставился, как баран на новые ворота? «Бабки» у меня есть, — он похлопал по карману, — бери, что тебе глянется. Может, вот эту, «Кристалл», возьмём, а?
На него не произвело особого впечатления заявление Александра: дескать, вообще-то зашёл в магазин за сигаретами, а потом, извини, — прямиком на службу: устроился наконец-то сторожем в коммерческий киоск возле бензозаправки. И опаздывать никак нельзя: ночная продавшица загрипповала, а та, что с утра торговала, на вторую смену остаться не может — ей надо дочку из садика забрать. Это мог бы, конечно, и муж сделать, но он, как на грех, застрял в Хабаровске: ждёт на железнодорожной станции контейнер. Так что, братан Олежка, как-нибудь в другой раз.
— Во, катит! Ништяк! — воскликнул Олег. — Ты, выходит, в том киоске нынче полный хозяин? Так и давай там посидим!
— Не, хозяин запрещает посторонних пускать, — заотнекивался Александр, хотя сам был не прочь принять на грудь. — Я бы со всей душой, но Алиса заложит…
— Продавщица-то? Так она меня и не увидит. Я подожду, пока она свалит…
— А вдруг её мужик с контейнером приедет? Он ведь мой хозяин. Какие-то продукты в том контейнере привезёт.
— Во чудак! — присвистнул Олег. — Попрётся он на ночь глядя из Хабаровска! Оказаться там без поводка, да не оторваться, ну что ты!
Долго уговаривать Александра ему не пришлось. И Алиски-продавшицы они зря опасались. Ничего не зная о двух бутылках «Кристалла», с которыми Олег засел в придорожном дощатом туалете — больше схорониться было негде, она показала сторожу на прилавок:
— Это тебе: две банки пива, чипсы, пакетик фисташек. Не скучай! И, пожалуйста, никому не открывай дверь, говори только через окошечко, понял?
— Да ладно, — отмахнулся Александр. — У нас тут не Чикаго!
— Ну да! — вздёрнулась Алиса. — Если свои не шалят, то чужие уроют. Это просто счастье, что Бог нас ещё милует…