Что, если?
Шрифт:
– Что тут, мать его так происходит? – влетает в комнату Михалыч и резко останавливается, комично приоткрыв рот.
– В скорую звони, – командует Глухов.
– Ты че, ее… – задыхается.
– Коль, ты, блядь, спятил?! Звони, говорю, херово ей.
Глава 9
– Как ангина? – недоумевает Глухов, глядя на уставшую фельдшерицу.
– Вот так, – пожимает плечами та, не отрываясь от своих бумажек. – Клиническая картина однозначная. Следуйте назначениям,
Герман косится на Иману, лицо которой на фоне белоснежной наволочки кажется серым, и с сомнением закусывает щеку:
– Вы уверены, что ей не нужно в больницу?
– Зачем?
– Легкие просветить, например! У нее температура под сорок, сами же мерили.
– Высокая температура при ангине – норма. Легкие у пациентки чистые. Я послушала. Вот это, – тычет пальцем в бумажку – купите и сразу же начните принимать. Ну и про полоскания не забывайте. Это важно. Сложно будет только первые три-четыре дня.
Герман переглядывается с начбезом и от души чертыхается. В таком состоянии пытать Иману не только негуманно, но и бессмысленно. А между тем время катастрофически быстро уходит, играя на руку его потенциальным врагам.
Пока он размышляет, что делать, фельдшерица собирает свой чемодан и откланивается.
– И что теперь? – растерянно интересуется Михалыч, потирая широкой ладонью плешь.
– Ума не приложу, – бурчит Глухов.
– Оставишь ее здесь?
– А у тебя какие предложения? Может, выгоним ее в таком состоянии за ворота?
– Да я ж не к этому, Герман Анастасыч!
– А к чему? – рычит Глухов, которого все сильнее напрягает сложившаяся ситуация. Ну, никак он не может отделаться от ощущения надвигающейся катастрофы. Но понятия не имеет, откуда она нагрянет.
– К тому, что мы вообще не знаем, что у этой девки на уме! А она с тобой под одной крышей.
– И? Девчонка еле на ногах держится. Кстати, вот… Пошли кого-нибудь в аптеку.
Глухов протягивает начбезу рецепт, а как только тот уходит, подходит к кровати. Имана спит. Глазные яблоки под веками быстро-быстро бегают. Бледные губы чуть приоткрыты. Лицо страдальчески сморщено. Будто боль в горле не отпускает ее даже во сне.
– Деда, дед…
– Тщ-щ-щ! Молчи. Не напрягай горло.
Да только кто бы его послушался! Девчонка в беспамятстве мечется. И то бормочет что-то, то жалобно всхлипывает, беспокойно дергая руками. Она сейчас выглядит совсем маленькой и беззащитной. И, наверное, от этого в Глухове включается мощный защитнический инстинкт.
Герман ловит руки Иманы и осторожно, чтобы она себя не поранила, прижимает их к туловищу. Девчонка дергается, будто в попытке встать. Рубашка, в которую он ее переодел перед приездом врача, расходится, демонстрируя простой трикотажный топ, под которым отчетливо просматриваются розовые сморщившиеся от озноба соски.
– Деда… Я упаду… Упаду!
– Тихо. Все хорошо, –
– Все равно страшно.
Она не отпускает его. Приходится лечь рядом. Свои действия Глухов оправдывает тем, что в бреду девчонка может заговорить, а он тут как тут. Не придется даже прибегать к более жестоким методам. Этого Герман хочет избежать всеми силами. Но с другой стороны, если придется, он ни перед чем не остановится. Потому что на кону сейчас запредельно высокие ставки.
– Гер… – окликает Михалыч.
– Иду, – тихонько встает, выходит из комнаты.
– Ребят в аптеку послал. А теперь, Христа ради, расскажи, что тут у вас случилось.
Герман кивает на соседнюю с гостевой комнату, где как раз располагается его кабинет. Михалыч тяжело опускается в кресло, Глухов идет к бару, чтобы налить себе коньяка. И пока начбез прокручивает записи камер видеонаблюдения для полноты картинки, подробно рассказывает ему свою версию произошедшего.
– Как будто и впрямь совпадение, – резюмирует Михалыч.
– Как будто, – соглашается Глухов. – Но что-то с ней не то, Коль.
– Я уже и в школу полиции, где она училась, ездил. И с ее одногруппниками говорил…
– И что узнал?
– Да ничего нового. Только положительные характеристики.
– Это ни о чем не говорит, – фыркает Герман, остервенело растирая лицо.
– В том-то и дело. Дальше тоже копал. Мать у нее была непутевой, растила тетка.
– И дед, – вспоминает Герман девчоночье бормотанье.
– И дед, да. Здешний, но местные не особенно его помнят. Он в дремучей глуши жил. Ни с кем особенно не общался…
Михалыч еще хочет что-то добавить, но его прерывает громкий вой.
– Жизни нам не даст эта зверюга, попомни мои слова, – досадует Михалыч, крепко выругавшись.
Глухов равнодушно кивает. А сам думает о том, как бы ему по своим каналам Иману проверить. Не хотел он прибегать к этой теме, чтобы не привлекать к ней ненужное внимание, но теперь, видно, придется. На проверку уйдет несколько дней. Если все будет хорошо, к этому моменту девчонка как раз поправится.
С другой стороны, велик риск, что с Иманы уже не слезут. А ведь он до сих пор не уверен в том, что хочет ее в это впутывать.
В конечном счете Герман решает дать девке последний шанс. Если ей обозначить расклад, возможно, она сама заговорит как миленькая. Осталось только дождаться, когда температура спадет. А это, если верить врачам, три-четыре дня всего. Ну что за них может случиться?
– Николай Михалыч, здесь таблетки вот… – рапортует один из парней от двери. – Одних не было, я взял аналог. Это лучше, чем ждать, когда привезут нужный препарат. У них раз в неделю поставки.
Юра, а это именно он, показывает, о каких таблетосах речь.