Что глаза мои видели (Том 1, В детстве)
Шрифт:
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
Занятая наши с mademoiselle Clotilde начались для нас почти незаметно, но стали скоро систематичны и довольно продолжительны, особенно у сестры.
Я пользовался большею свободой и каждые полчаса выбегал то во двор, то в сад, то в конюшню и mademoiselle Clotilde не только не препятствовала этому, но, когда становился рассеян, сама мне говорила: ,,Vous voila trop distrait, Nicolas, surtout n'allons pas pleurnicher, partez vite, rafraichissez. Vous et revenez bientot !" (Вы уже черезчур
И эти эскапады казались мне вполне заслуженным счастьем.
С mademoiselle Clotilde кроме французского языка, т. е. чтения, диктовки и грамматики, мы учили еще древнюю историю по "Lame Fleuri" и географию и я долгое время карту России знал только по-французски.
Так как сначала она не знала ни слова по-русски, это много способствовало нашим успехам и мы очень скоро стали свободно болтать по-французски, тем более непринужденно, что и мама с нами иначе не разговаривала в присутствии mademoiselle Clotilde.
И впоследствии, когда последняя уже недурно усвоила русский язык, она говорила на нем только с прислугой.
Когда я пытался учить ее русским словам, она всегда говорила: "laissons cela. Je ne suis pas ici pour etudier le russe, mais pour vous enseigner le francais". (Оставим это. Я здесь не для того, чтобы изучать русский язык, а чтобы научить вас французскому.).
В самые первые годы жизни, судя по рассказам домашних, я был довольно слабым, чуть ли не болезненным ребенком.
По крайней мере говорили, что меня и "сажали в горячий песок", и возили на бойню, где делали ванны из какой-то ,, требухи". Эту слабость упорно приписывали тому, что ,,беглая Ганка" меня не докормила и что некоторое время меня пришлось держать на рожке, а после поить ослиным молоком.
Ослицы, которая меня выкормила, когда я уже себя помнил, у нас не было; по миновании надобности ее отправили обратно в "Богдановку", откуда она была взята.
Там был большой табун лошадей, была и ослиная пара. Впоследствии я, таки, увидел ее и поскорбел о ее печальной участи.
В первые годы моего детства меня ужасно "кутали", т. е. слишком тепло одевали, вечно боясь "простудить". Зимы в Николаеве не бывали ни суровы, ни продолжительны. Но я хорошо помню себя в меховой в талии шубке, отороченной по вороту, по груди и по рукавам серым барашковым мхом, и в малиновой, бархатной, отороченной серым же барашком, теплой шапке, с несносными наушниками, подвязанными под подбородком.
И с этой стороны незаменимая "Клотильда", которая очень скоро стала не только верным другом мамы, но и влиятельным авторитетом в дом, пришла мне на выручку.
Оголить мои икры, как она бы хотела, ей так и не удалось, но все же она значительно успела облегчить мою "тяжелую амуницию".
Раньше, в мой шубе и наушниках, я соглашался еще ездить, особенно в санях, когда выпадал снег и стоял мороз, но ходить по зимам совершенно отучился и капризничал, когда в таком виде меня хотели вести гулять.
Теперь же, в драповом пальто или шевьетовой накидке стал довольно охотно ходить пешком и не скоро уставал. Выбегать же во двор уже не смущался, - ,,в чем был".
Раньше, самое большое, нас довозили в экипаже до бульвара, где на площадке перед ротондой играла два раза в неделю военная музыка, после четырех часов дня.
Марфа Мартемьяновна усаживала нас чинно на скамейке и этим исчерпывались наши развлечения на лоне природы, Правда, на воздухе мы все-таки бывали, так как кататься в экипаже нас возили часто, и бабушкин сад был в полном нашем распоряжении.
Но только с появлением Клотильды Жакото стали открываться для нас некоторые прелести общения с несколько однотонной, но все же южной природой Николаева и его окрестностей.
Урочище "Спасск", на берегу широкого Буга, в глубокой низкой "балке", с его парком и "летним дворцом", возвышавшимся у спуска в парк, было раньше конечным пунктом наших прогулок в экипаже. Теперь именно это затейливое, в восточном стиле, двухэтажное здание, приспособленное под летнее "благородное собрание", стало пунктом отправления нашего в дальнейшие экскурсии.
За "Спасском" тянулось хорошо содержимое шоссе, пересекавшее, во всю их длину, ближние и дальние "Лески", в конце которых опять был какой-то восточного типа "дворец", заколоченный и необитаемый.
По рассказам, оба эти "дворца" и сам "Спасск", парк, с его двумя изумительными источниками питьевой воды, были реставрированным наследием еще турецкого здесь владычества.
По вечерам летом по этому шоссе проезжало много экипажей с катающимися; в зимние же месяцы "Лески" были малолюдны, так как были довольно отдалены от города.
В хорошие дни и весной, и зимой, и осенью, а летом каждый день, пока оставались в городе, мы стали ездить с mademoiselle Clotilde "за Спасск" в "Лески".
Останавливались, где вздумается.
Ранней весной искали подснежники и лесные фиалки, осенью грибы. Летом спускались к реке за ракушками и разноцветными, точно полированными речным прибоем, "кругляшками".
Зимою, пока между деревьями лежал белый снег, бросали друг в друга и в mademoiselle Clotilde снежными комьями.
Она была неутомимый ходок и приохотила и нас к продолжительным прогулкам пешком.
Мало помалу, я окреп и поздоровел, благодаря тому, что много двигался на воздухе.