Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире

Калинина Галина Вячеславовна

В отличие от описания борьбы с остальными страстями, св. отцы дают не так много советов по борьбе с гордыней. Основные виды оружия: рас­каяние, пост, молитва и поступки, которые через отречение своей воли ведут к смирению (то есть св. отцы учат поступать так, как надо, по совес­ти, а не так, как указывает гордый ум).

Преподобный Нил Синайский пишет:

«Не забывай своего падения, хотя и пока­ешься; но поминай о грехе твоем плачем, к смирению твоему, чтоб, смирившись, по необхо­димости отсечь тебе гордость. Не взирай на пад­ших с кичливым помыслом, надмевающим тебя будто судью, но себе самому внимай помыслом трезвенным, — испытателем и оценщиком тво­их деяний».

«Начало смиренномудрия — покорность», —

говорит прп. Ефрем Сирин. Эти слова очень важны для борьбы с гордыней, потому что один из немногих способов бороться с этим демоном на внешнем уровне — это послушание. Для начала — послушание родителям и старшим по званию. А в конечном итоге — послушание по отношению ко всем ближним.

«Один брат сказал: «Просил я себе у Госпо­да помысл смиренномудрия, чтобы, когда брат мой прикажет мне сделать что-нибудь, говорил я помыслу: «Это господин твой, слушай его»; а если прикажет другой брат, опять говорил: «Это брат господина твоего». И если прикажет ребе­нок, и тогда говорил: «Слушай сына господина своего», — и таким образом, противясь чуждым помыслам, при содействии благодати, безмя­тежно делал он дело свое» (прп. Ефрем Сирин).

Святые отцы указывают еще один способ борьбы с гордостью — прошение милостыни. Под этим можно понимать не только стояние на паперти: милостыня — это просьба о милосердии, просьба признавшего себя слабым к тому, кого он признает сильнее, важнее, могуществен­нее себя. Гордец никогда не попросит о помощи, он предпочитает, чтобы были ему должны, неже­ли самому находиться в долгу. Он всегда крайне тяготится своим бедственным положением, лю­бой зависимостью. Обратиться за помощью для него величайший подвиг. Св. Ефрем Сирин пишет: «Ничто так не смиряет душу, как пребы­вание в нищете и пропитание подаянием».

Удивительно то, что противоположной гор­дыне добродетелью святитель Игнатий Брянчанинов называет не смирение, как было бы логич­но предположить, а любовь. Удивительно и в то же время абсолютно логично, поскольку гор­дыня интравертна, она видит смысл бытия в себе. Любовь же экстравертна, она обращает взгляд на окружающий мир и позволяет увидеть смысл в другой личности — в личности Бога. Ведь не смирение, а именно любовь делает гор­дыню невозможной. Гордыня базируется на вы­делении себя из мира, на ощущении собствен­ной самости, на восприятии своей личности как чего-то обособленного. Любовь же сливает две личности в единое целое. Границы между «я» и «не-я» как бы перестают существовать. Чело­век, стяжавший любовь, не может видеть смыс­ла в себе самом, ибо другая личность становится неотъемлемой частью его существа. Любовь действительно высшая из добродете­лей. Все остальные достигаются страхом Бо-жиим. Когда приходит любовь — страх поки­дает человека. Святой апостол Иоанн Богослов говорит: В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в стра­хе есть мучение; боящийся не совершенен в любви(I Ин. 4; 18).

Любовь — это то состояние души, к которо­му стремится истинный христианин. А поэтому дело любви ставится им превыше всего, даже превыше молитвы. И через дело любви человеку многое прощается. Но особенно важны дела любви в борьбе с гордостью.

Есть общепринятое мнение, что любовь при­ходит сама, и человек не властен над ее прихо­дом. Конечно, мнение это в глобальном смысле верно, потому что любовь — дар Божий, и при­ходит она именно как дар, который можно стя­жать (то есть получить), но не создать самому.

Но дар этот, как и благодать, дается только человеку, готовому и желающему его принять. А подготовить- себя можно, совершая дела люб­ви, то есть поступая так, словно ты уже имеешь дар любви.

Старец Зосима в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» говорит о «деятельной любви», которая приводит к любви истинной и к вере. На вопрос, как обрести веру, старец

Зосима отвечает:

«Опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмер­тии души вашей. Если же дойдете до полного самоотвержения в любви к ближнему, тогда уж несомненно уверуете».

Далее, разъясняя, что есть деятельная любовь, старец Зосима противопоставляет ее «любви мечтательной», предаваясь которой че­ловек жаждет облагодетельствовать все чело­вечество, но не может даже с элементарным терпением относиться к каждому человеку в отдельности. Он приводит в пример пожилого господина, который сказывал: «Я, говорит, люблю человечество, но дивлюсь на себя само­го: чем больше я люблю человечество вооб­ще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц. В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыс­лов о служении человечеству и, может быть, действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта. Чуть он близко от меня, и вот уж его личность давит мое самолюбие и стесняет мою свободу. В одни сутки я могу даже лучшего человека возне­навидеть: одного за то, что он долго ест за обедом, другого за то, что у него насморк, и он беспрерывно сморкается. Я, говорит, станов­люсь врагом людей, чуть-чуть лишь те ко мне прикоснутся. Зато всегда так происходило, что чем более я ненавидел людей в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к человече­ству вообще».

В отличие от мечтательной любви, жажду­щей «подвига скорого, быстро удовлетворимого», деятельная любовь — «это работа и выдер­жка, а для иных так, пожалуй, целая наука».

Речь идет о делах любви, о терпении, кото­рого нам так не хватает в общении с ближним, о прощении, которое нередко дается большим трудом.

Чуть позже, развивая эту тему уже словами другого персонажа, Достоевский рассуждает о том, что «дальнего» любить гораздо проще, чем ближнего.

Это не лишенное остроумия замечание до­вольно тонко характеризует психологию челове­ка. Действительно, какие мы бываем хорошие при дальних знакомых, какие самоотвержен­ные по отношению к приятелям. А вот чем ближе друзья, тем больше негативных эмоций по отношению к ним возникает. Что уж говорить о родственниках. Сложнее всего оказывается ужиться с родителями, детьми, женами и мужьями.

И за деятельную любовь, в отличие от мечта­тельной, Господь дарует любовь истинную. Мы сами, если понаблюдать, можем заметить, как через дела любви смягчается душа, как она по­степенно приходит в состояние мира и покоя. Чем больше мы отдаем окружающим людям за­боты, внимания, тепла, тем больше их образует­ся в нашей душе. С глаз наших постепенно спа­дает пелена гнева, и человек перестает раздра­жать нас, а напротив, начинает вызывать сочув­ствие и стремление помочь.

И многие наверняка из опыта знают, как в результате постоянных попыток совершать дела любви приходит чувство глубокой привязаннос­ти к человеку (не страстного влечения, которое приносит только тяжелую зависимость и боль, а именно теплого, глубокого чувства родства с другим человеком).

Каждое, пусть даже самое незначительное дело любви приносит большое облегчение в борь­бе с гордыней и является своего рода ходатай­ством на Небесах.

Одна молодая женщина унаследовала после смерти родителей большое состояние. И вот однажды, прогуливаясь по саду, она увидела человека, который собирался пове­ситься. Девушка остановила его и стала рас­спрашивать, в чем причина такого его отчая­ния. Человек рассказал ей, что погряз в долгах и не может с ними расплатиться, а следова­тельно, попадет в рабство, которое для него хуже смерти. Тогда молодая женщина сказала: