Что мне сказать тебе, Мария-Анна
Шрифт:
– Знаешь…, – она едва не назвала его настоящим именем и лишь усилием воли сдержала себя, – я хотела спросить тебя. Раз уж ты едешь со мной в Фонтен-Ри, то следует ли мне это понимать так, что ты простил меня? – Она замолчала, ожидая ответа, но он просто смотрел на неё: – Ну или по крайней мере намерен это сделать? И ты поцелуешь Роберта?
– Разве я мог не поехать с тобой? – Тихо проговорил он. – Ведь я еще хочу увидеть Новый Свет.
Её глаза потемнели.
– Я же сказала что ты увидишь его в любом случае. Твоя свобода не зависит о того как ты поступишь со мной и моим сыном. Или… или ты мне не веришь?!
Он отрицательно покачал головой.
Она усмехнулась.
– Ясно. Но если ты мне не веришь, то рассчитывать на твоё искреннее прощение мне не приходится и тогда всё это становится бессмысленным.
– Нет, не становится. Прощение, искреннее прощение о котором ты говоришь, никак не зависит от того верю я тебе или нет, оно вообще ни от чего не зависит. На то оно и прощение. Его невозможно выменять или купить. И ты по-прежнему та кто ты есть, женщина которой я не могу верить. А если бы ты вдруг стала Святой Жанной, тебе не нужно было бы никакое прощение. То искреннее прощение, которое как ты говоришь может спасти твоего сына, должно родиться в самой сокровенной глубине сердца, родиться от прекрасного движения души, когда она постигнет смысл и радость всечеловеческой любви, божественной любви. И тогда, даже если бы ты пришла ко мне в мою каменную камору и попросила бы простить тебя, при этом вовсе не собираясь выпускать меня на свободу, я бы действительно простил тебя. Нам нужно именно такое прощение. И когда я смотрю в твои прекрасные серые глаза, которым я готов был посвятить целую жизнь, мне кажется я способен на него. Но сначала всё же я хотел бы увидеть мальчика. Я думаю это поможет. Если ты конечно не против.
Мария-Анна слушала его, затаив дыхание. Она признала его правоту. Настоящее прощение нельзя на что-то выменять, оно должно прийти из глубины души.
Она отвернулась и подошла к стенному стеллажу.
– Ты увидишь его, – сказала она. – Ты проведешь с ним столько времени сколько захочешь. И ты прав, настоящее прощение приходит только из самого сердца. Что ж мы подождем и посмотрим что скажет твоё.
Она направилась прочь из кабинета, но он остановил её:
– Мари, у меня есть просьба.
Королева застыла. Её сердце гулко застучало.
Она резко развернулась с намерением сказать чтобы он больше никогда не называл её так, это совершенно ни к чему, это имя из прошлого, но увидев его лицо, только спросила:
– Какая просьба?
– Я хотел бы насколько это возможно привести себя в порядок. Помыться, побриться, может быть получить новую одежду.
Марии-Анне не слишком понравилась эта мысль, очевидно что заросший, грязный, со свалявшейся бородой он гораздо менее узнаваем и потому она в большей безопасности. Впрочем за эти одиннадцать лет она избавилась от всех в своем окружении кто мог бы узнать его. И в любом случае держать подле себя того кто выглядит как старый больной каторжник это чересчур обременительно и вызывает много ненужных кривотолков. "Кроме того", сказала она себе, "дышать его вонью в карете нет уже больше сил".
– Я распоряжусь.
– И мне еще нужна какая-нибудь служанка, – торопливо добавил он.
Она взглянула на него с иронией.
– Тебе нужна женщина? Я правильно тебя поняла?
– Нет, не правильно. Мне нужен помощник, руки и ноги распухли и плохо слушаются, я не смогу поднять ковш, растереть себя, подливать воду и прочее. – Он чуть помолчал. – А если мне понадобится женщина, то клянусь мечом Эль Сида, ты была бы последней к кому я обратился бы с подобной просьбой.
Она посмотрела на него с каким-то непонятным ему выражением и направилась к выходу.
– За тобой придут, – бросила она на прощание.
12.
Луиза Бонарте и граф Ливантийский неспешно прогуливались в ласковых вечерних сумерках вдоль очаровательного пруда с лилиями и лебедями, направляясь к изящной деревянной беседке, выстроенной на рукотворном маленьком островке, к которому вел небольшой каменный мостик. Граф с легким раздражением думал о том что этот лысоватый упитанный торговец шерстью, потомок славных рыцарей из армии доблестного Раймунда Тулузского, живет гораздо лучше и роскошнее чем он – Верховный командор, герой Азанкура. Впрочем эти неприятные мысли касались его разума лишь вскользь, главное что занимало графа это королева и её новый протеже. Он никак не мог взять в толк кто это может быть и почему королева сама лично поехала за ним через всю страну.
Луиза также была чуть раздосадована, но совсем по иной причине. Последнее время граф оказывал ей явные знаки внимания и она стала понемногу привыкать к этому. И хотя она и сказала Марии-Анне что Шон Денсалье грезит лишь о ней, о своей королеве, сама Луиза уже не была в этом так уверена. И слушая его не слишком изящные, но зато вроде бы очень искренние комплименты в свой адрес, она с замирающим сердцем иногда позволяла думать себе, что возможно отважного командора теперь больше интересует она, Луиза Бонарте, чем его великая королева. Однако после Сент-Горта он резко переменился, его мыслями завладело что-то иное и он кажется больше не обращал на Луизу никакого внимания, по крайней мере как на женщину. Это задевало её.
Перейдя мостик и очутившись в беседке, они первые минуты безмолвно сидели на резных скамейках, вдыхая сладкий аромат глициний и роз, обвивающих ажурные стенки трельяжа.
– Граф, вам скучно со мной? – Наконец спросила девушка.
Верховный командор страстно возразил:
– Ну что вы, Луиза, вовсе нет. С чего вы это взяли?
– Вы всё время молчите.
– Просто я всё время думаю об этом человеке. Он не идёт у меня из головы. Согласитесь, всё это очень странно.
– Кстати, он несколько раз говорил с королевой по-испански, – сказала Луиза, хотя и не хотела этого говорить. Ей хотелось попридержать этот факт как лишний козырь, но она не удержалась.
– По-испански?! – Встрепенулся граф. – Милостивый бог, неужели он испанец? Внешне вроде бы не похож. Так о чем же они говорили, милая Луиза?
Слово "милая" покоробило девушку, не приходилось сомневаться, что Шон добавлял лести только чтобы получить нужные ему сведения.
– Я не знаю.
– Почему? – Не понял он.
– Потому что я не говорю по-испански.
– Не говорите? – Разочарование командора было очевидно.
Луиза покраснела, но в вечерней темноте да еще и за сенью вьющихся растений, молодой мужчина этого не увидел.
– А вы говорите? – С вызовом спросила она.
– Да ну что вы, я на дух не переношу всех этих заносчивых донов и хуанов. Я сражался с ними в двух войнах и прекрасно знаю какие они подлые и жестокие негодяи. И я уж точно не собираюсь осквернять свой рот их поганым языком.
Девушка пожала плечами.
– Королева говорит на нём и ничего.
– Но как по-вашему, о чем они все-таки говорили? Кем он может быть для королевы?
– По-моему это вполне очевидно, – сказала девушка снисходительно.