Что-нибудь светлое… Компиляция
Шрифт:
«О чем я? — подумал Беркович. — Нет, никогда больше… А Рику я еще скажу пару теплых слов. При чем здесь Рик? Он человек свободный, от виски мозги его прочищаются, так он работает, и какие к нему могут быть претензии? А я не имел права. Но если бы я отказался с ним выпить, он не стал бы излагать смысл работ Вайнштока, и я не понял бы… А я понял?»
Вечная дилемма — что допустимо, а что недопустимо в жизни. Всегда ли нужно выполнять предписания, составленные не на любой случай, а имеющие, как всякий закон (не только человеческий, но и закон природы), свою область и время применения?
Встретила Берковича Мария, и
— Я приготовлю кофе, — сказала она, проведя старшего инспектора к двери в одну из комнат, где, по-видимому, был кабинет мужа. — Вам крепкий и без сахара.
Это был не вопрос, а утверждение, и Беркович смутился, вообразив, что от него, видимо, все еще пахнет спиртным, Мария уловила запах и поняла: без крепкого кофе старшему инспектору не обойтись. Что она о нем думает?
— Да, спасибо, — пробормотал Беркович и вошел в комнату, оказавшуюся не кабинетом, а спальней. Вайншток сидел на широкой супружеской кровати, смяв покрывало и разложив вокруг раскрытые журналы с английскими, как заметил Беркович, текстами, и несколько исписанных и изрисованных графиками листов бумаги. Сесть можно было или на постель, или на низкий табурет.
— Минуту, старший инспектор, — пробормотал Вайншток, перебирая бумаги. — Вы сядьте, я сейчас найду одну свою работу, точнее не работу, а резюме доклада, в свое время я показывал Натану, и теперь хочу…
Голос его постепенно затихал, пока не стал слышен вовсе. Беркович опустился на табурет, почувствовав, что слишком тяжел для этого предмета мебели, рассчитанного на ребенка, а не на взрослого. Детей у Вайнштоков не было. Для чего они (Мария, скорее всего) поставили непрочный табурет в своей спальне?
— Вот, — с удовлетворением произнес Вайншток, сложил найденный листок вчетверо и небрежно сунул в карман рубашки. Сгреб журналы и остальные листы в кучу и поднялся.
— Маша, — сказал он, — все положит на место. Дома я отвечаю за увеличение энтропии, а Маша — за уменьшение. И потому нам удается поддерживать величину энтропии на вполне приемлемом для замкнутых систем уровне. Во всяком случае, тепловая смерть, я имею в виду развод, нам не грозит.
Беркович не без труда поднялся на ноги, подумав, что не имело смысла садиться. Разве что для совершения физических упражнений — скорее всего, тоже для поддержания уровня энтропии в системе. Что такое энтропия, Беркович знал и, наверно, немало удивил бы Вайнштока, если бы сейчас отбарабанил определение, которое почему-то запомнил, когда зимой смотрел по каналу «Дискавери» передачу о законах термодинамики.
— Пойдемте в кухню. — Вайншток открыл перед Берковичем дверь и пропустил его вперед. Старший инспектор сделал шаг в коридор и только тогда подумал, что Григорий не случайно принял его в спальне, а не в кабинете или гостиной. Мария не случайно оставила его на время с мужем. Перед приездом Берковича они о чем-то сговорились и теперь поступали с ним, как считали нужным, а он, зная Истину, ничего не понимал в происходившем.
Если бы еще знать, что такое Истина…
Кофе оказался замечательным — крепкий, горький, вкусный, лучше не бывает. Мысли об Истине воспарили из сознания в высшие сферы, где им и было предназначено место. Попросив, получив и осушив вторую чашку (Григорий — заметил Беркович — ограничился маленькой чашечкой, куда вбухал две ложки сахара), старший инспектор почувствовал
— Рик, — ровным голосом сообщил Вайншток, будто отвечая на незаданный вопрос, — позвонил мне сразу после того, как посадил вас в такси.
— Вы знакомы? — удивился Беркович.
— Встречались несколько раз на ежегодных конференциях Израильского физического общества. Сандлер посчитал своим долгом сообщить мне о том, что полиция почему-то заинтересовалась никому не нужными физическими теориями. К чему, мол, это?
— Вот негодник… — пробормотал Беркович.
— Он не давал вам обет молчания. Ему самому стало интересно — сопоставить, что к чему.
— И вы сказали?
— Я сказал, что сначала поговорю с вами.
— Говорите, — кивнул Беркович.
— Должна была быть еще одна кукла. Между… как Лея их назвала… между Мариной и Кимом.
— Шестая запертая комната?
Вайншток внимательно посмотрел на Берковича.
— Да, — сказал он.
— Где же недостающая кукла? — спросил Беркович.
— Да бог знает, — с досадой произнес Вайншток. — Будь у меня ваши возможности…
Беркович молча ждал продолжения. Не дождавшись вопроса, который, по мнению Вайнштока, должен был задать старший инспектор, физик сказал:
— Пятого апреля. Если я правильно интерпретировал график. Знай я заранее, то спросил бы… Пришлось самому вспоминать — что у них происходило в те дни. И вот о чем вспомнил. В начале апреля у Леи сломалось кресло, стоявшее перед компьютером в ее комнате. Перестало поворачиваться. Если бы кресло было новым, Натан, может, занялся бы починкой, но креслу было почти столько лет, сколько Лее, кожа порвалась в нескольких местах, Рина давно говорила, что надо купить дочке новое кресло, но денег не было, а Лея к креслу привыкла, залезала с ногами… В общем, они выбросили кресло и в тот же день купили новое. Оно сейчас и стоит.
— Вы полагаете… — догадался Беркович.
— Сейчас не проверишь, — пожал плечами Вайншток. — Модель могла возникнуть внутри кресла, это статистический процесс, подчиняется принципу неопределенности, так что… Извините, я непонятно выражаюсь?
— Непонятно, — буркнул Беркович. — Вы знаете, откуда брались куклы? Кто все это делал?
— Вас интересует — кто?
— Тот, кто устраивал эти представления, убил человека, — напомнил Беркович.
Вайншток поднял на Берковича усталый, ничего не выражавший взгляд, долго смотрел, шевелил губами. Наконец повторил:
— Убил человека… Наверно, можно и так считать.
— Кто? — повторил Беркович. — Вы это знаете. Или считаете, что вам это известно.
— Если бы я нашел вторую модель… Послушайте, у полиции большие возможности. В тот день Рина с Натаном снесли старое кресло вниз и оставили у мусорного ящика. На следующее утро, Натан это говорил, кресла около ящика не было. Кто-то из жильцов дома его забрал. Полиция могла бы осмотреть квартиры. Уверен — нашли бы.
— Могу представить, — усмехнулся Беркович, — как я прошу судебное решение осмотреть… сколько в доме квартир? Двадцать четыре? Да, осмотреть двадцать четыре квартиры с целью обнаружения старого кожаного кресла, внутри которого каким-то образом оказалась каменная кукла.