Что осталось за кадром
Шрифт:
– Твои автобиографические заметки о Голливуде, которые ты прислал, доставили мне истинное удовольствие, может быть, они не столь остроумные, как британский аналог, но достаточно откровенные и язвительные, – начал Чарлз.
– Тебе бы тоже давно пора взяться за мемуары, мог бы наговорить на диктофон. Они станут настоящим бестселлером.
Уинфилд с сожалением покачал головой:
Как джентльмен, я должен буду опустить самые интересные моменты, и мои воспоминания сразу потеряют изюминку.
– Кстати, ты знаком с репортером
– Отвратительный тип. Наверное, самый злобный из тех, кто занимается светской хроникой. Насколько я знаю, он родился в Англии, несколько лет работал в Австралии, но, на нашу беду, два года назад вернулся и начал сотрудничать с «Лондон инкуайер». Известен своим умением вытаскивать самые гнусные истории. Ты с ним встречался?
– Да, – кивнул Кензи. – Стоун заявил, что должен открыть английской публике правду о моем происхождении. Он обратился к читателям за информацией и посулил денег за мои ранние фотографии.
– Ужасный человек. Как говорится, пробы ставить негде, – скривил губы Уинфилд. – Не волнуйся, он ничего не найдет.
– Надеюсь. Но если он задастся целью изучить мои студенческие годы, то докопается до того, что ты помог мне поступить учиться.
Чарлз беззаботно махнул рукой:
– Чепуха. Тебя приняли после прослушивания. Я только подсказал тебе, что выгоднее читать, и шепнул пару слов на ухо директору. – Он улыбнулся, и Кензи вдруг вспомнил эту коварную улыбку на устах Макбета, которого когда-то играл Уинфилд. – Если Стоун доберется до меня, я с удовольствием пошлю его по ложному пути.
– Только не переусердствуй. Он не так глуп, – напомнил Кензи.
– Не волнуйся. Я просто немного позабавлюсь. Если хочешь, я поговорю с теми, кто еще жив. Не то чтобы кто-нибудь проболтается этому репортеришке, но на всякий случай лучше предупредить.
– Спасибо. Я подумаю. Через пару дней съемочная группа покинет Лондон.
– Ах да. «Центурион». Мой любимый роман. Я рад, что наконец его экранизируют. Думаю, раньше этого нельзя было сделать. – Он прислушался. – Кажется, несут чай.
– О тебе здесь хорошо заботятся?
– Да, прекрасно. Ты ведь платишь сумасшедшие деньги за уход. Такая развалина, как я, не стоит этого…
– Я никогда в полной мере не смогу отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал! – воскликнул Кензи.
В расцвете таланта Чарлз весьма преуспевал, но жил на широкую ногу, а работа в театре приносит меньший доход, чем в кино или на телевидении. Кензи был обязан Чарлзу своей карьерой и считал, что одно из удовольствий, которые дают деньги, – это возможность помочь друзьям.
Несмотря на страстную любовь к театру и кино, Кензи никогда не помышлял стать актером. Заметив его интерес, Чарлз подбодрил юношу и, разглядев в нем талант, стал его наставником. Вслед за Тревором Скотт-Уоллисом, профессором, научившим Кензи читать и привившим ему хорошие манеры, Чарлз оказал огромное
– Вот вы где, джентльмены. – Молодая девушка поставила на круглый садовый столик поднос с чайными приборами. Бросив на Кензи долгий мечтательный взгляд, она удалилась.
– Разливай чай, дружище. Я, с моим зрением, едва могу бутерброды разглядеть. И расскажи мне последние сплетни, – проговорил Уинфилд, потирая руки. – Как тебе работается под руководством твоей талантливой и, увы, уже почти бывшей жены?
Кензи пересказал несколько пикантных подробностей из жизни Голливуда. Он знал, что подобные истории доставляют Чарлзу удовольствие. Как приятно, когда рядом с тобой человек, пусть даже единственный в мире, от которого нечего скрывать, подумал Кензи.
Последнее время Чарлз быстро уставал, поэтому Кензи долго не засиживался у него. Шагая к Хай-стрит в поисках такси, он сообразил, что идет мимо дома Дженни Лайм, его давней подруги по театральной академии. Поддавшись порыву, он вошел в подъезд и нажал кнопку звонка, не слишком надеясь застать Дженни дома.
Кензи уже собирался уходить, когда из домофона послышался женский голос.
– Я не знаю, кто там, – проговорила Дженни на высоких нотах, – но день сегодня отвратительный, и если вы не пригласите меня посидеть в дорогом ресторане, то убирайтесь.
Дженни была верна себе.
– Отлично, – сказал он. – Куда пойдем?
– Скотт, это ты? – удивилась Дженни. – Вот так сюрприз! Входи сейчас же!
Она встретила его на пороге и весело расцеловала в обе щеки. Высокая, темноволосая, сексуальная, Дженни сделала успешную карьеру на телевидении.
– Ты развелся? И пришел соблазнить меня шампанским и бельгийским шоколадом?
Кензи вспомнил последнюю ночь с Рейн.
– Весьма заманчиво, но развод еще не закончен и формально я женатый мужчина, – выпутался он.
Ее вызывающий тон исчез.
– Ах вот как! По крайней мере честно. – Она потянула его за руку и усадила рядом с собой на покрытую парчой софу. – А как насчет обеда?
– Полагаюсь на твой выбор. Пойдем куда-нибудь, где не надо заранее бронировать столик.
– В Челси есть один крутой, но вполне милый ресторанчик. Сейчас я туда позвоню.
Она отыскала номер телефона, позвонила и заказала столик, упомянув имя Кензи.
– Повезло, – сообщила она, положив трубку. – Обычно они принимают заказ за две недели, но для мистера Скотта, разумеется, найдется столик через час. Как удобно иметь однокурсника, который стал страшно знаменитым.
– Ну ладно, не скромничай! – улыбнулся Кензи.
Она состроила гримасу.
– Ты прав. Пожалуй, после тебя я самая успешная актриса с нашего курса. Думаю, половина наших однокашников вообще завязали с этой профессией, а остальные работают лишь от случая к случаю. Что и говорить, специальность не из легких. И почему мы только этим занимаемся, Кен?