Что посеешь
Шрифт:
— Ты, мам, что? Заболела, что ли? — удивленно спросил он.
— Заболела?! — Мария Ивановна даже руками всплеснула. — Да как ты с матерью разговариваешь?! Я тебе покажу «заболела»! Я тебе покажу, как не вовремя пироги лопать. Калории и углеводы у меня лопать будешь! Вовремя! И чтобы… этого… металлолома духу в квартире не было!
И что тут началось! Из Петькиной комнаты и из кладовки в переднюю полетели болты и гайки, велосипедные колеса и какие-то винты, железо разного профиля, клещи и плоскогубцы, молотки и паяльники, банки, склянки и жестянки. Грохот
Перекидав весь этот металлолом, Мария Ивановна в сердцах захлопнула дверь перед самым Петькиным носом. Соседи разошлись. На площадке остался Петр, который с обалделым видом почесывал себе затылок, да профессор Орликов, спустившийся с третьего этажа. Петр тяжело вздохнул, но тут же принял суровый и гордый вид.
А профессор Орликов нагнулся и начал что-то выискивать в куче весьма полезных вещей, выкинутых на площадку.
— Ага, вот, — сказал он и разогнулся, держа в руках паяльник, — не одолжишь на пару дней паяльничек, Петя? Мой перегорел.
— Пожалуйста, — довольно мрачно сказал Петр и тяжко задумался, куда же, в самом деле, девать теперь все эти сокровища.
Он и сам не заметил, как вслух сказал:
— В металлолом, что ли, сдать?
— Ни в коем случае, Петя, — серьезно сказал профессор, — ни в коем случае. Этакое богатство…
Потом тряхнул своей богатырской гривой и сказал:
— Безвыходных положений не бывает. Пошли, юноша.
— Куда? — удивленно спросил Петр.
— Ко мне, конечно. Поищем временную территорию для… гм… склада. Пошли.
— Нет, — быстро сказал Батурин, — к вам — нет.
Профессор внимательно посмотрел на Петра.
— Так ведь у нас никто не кусается.
— А я и не боюсь, — буркнул Батурин.
— Тогда пошли.
— Нет, — опять быстро сказал Батурин.
Профессор Орликов взлохматил свою могучую гриву и присел на ступеньку. В это время жена профессора поднималась по лестнице с продуктовой сумкой.
— Венчик, — удивленно сказала она. — Что ты тут делаешь?
— А, Лизок, — обрадовался Вениамин Вениаминович, — скажи, пожалуйста, у нас в кладовке найдется немного места?
Елизавета Николаевна покачала головой и улыбнулась.
— Откуда же, — сказала она, — когда там чуть не дюжина автомобильных колес, задний мост и, как его… карданный вал. А что случилось? — она с любопытством оглядела груду предметов, громоздящихся на площадке.
— Да вот, — горестно сказал профессор Орликов, — надо товарища выручать. Из него наверняка знаменитый изобретатель выйдет.
Петр Батурин встрепенулся:
— А вы откуда знаете?
— Судя по неприятностям, которые на тебя свалились. И судя по тому, как ты их переносишь, — ответил профессор. — Вспомни: Рудольфа Дизеля, который изобрел мотор, чуть не довели до сумасшедшего дома, тульский Левша, который блоху подковал, тоже всю жизнь мучился, а великого ученого Джордано Бруно даже на костре сожгли…
Петр удивленно уставился на профессора. Елизавета Николаевна смеялась, а профессор, став в позу, продолжал своим могучим басом:
— Таких примеров в истории, к сожалению, тьма, но они говорят о том, что великие люди не боялись трудностей. Итак, что мы будем делать, Лизок? Не дадим погибнуть великому самоучке-механику?!
— Нет, конечно, — сказала Лизок. — Заводи-ка ты свой драндулет, если заведется, забирайте это бара… эти штуки и поезжайте на реку к дяде Веретею. У него там хороший сарайчик есть.
— Ты гений, Лизок! — закричал профессор Орликов. — История тебя не забудет. Итак, я пошел заводить свой драндулет, как непочтительно выразилась моя супруга, а вы, юноша, таскайте пока свои материальные ценности вниз.
— А… — начал было Батурин, но профессор не дал ему договорить.
— Вопросы потом, — сказал он, — сейчас за дело.
И он загрохотал вниз по лестнице.
Елизавета Николаевна отправилась домой, а Петр ухватил пару велосипедных колес и, кряхтя, понес их вниз. И только он все перетаскал к подъезду, как, лязгая, громыхая и скрежеща, притащилась старенькая рыженькая профессорская «Победа». Вениамин Вениаминович вылез и, отдуваясь, сказал:
— Ну, Иван Кулибин, прошу…
…Профессор лихо крутил баранку, Петька сидел рядом с ним, сзади грохотали всякие банки, жестянки и железяки.
— Имей в виду, — говорил Вениамин Вениаминович, — за идею нужно бороться. Я вот за эту идею, — он постучал ногой по полу машины, — ох, как долго боролся! И меня, брат мой, тоже долго не понимали и ставили палки в колеса. Вся моя веселая семейка ставила мне палки в колеса. Но я был тверд и настойчив. И вот, — он опять постучал по полу ногой, — собрал. Сам. Можно сказать, из старья. Но вот этими руками! — тут профессор оторвал руки от баранки и поднял их вверх, а машина вильнула в сторону.
— Ну-у! — крикнул профессор Орликов, схватившись за руль. — Ну-у! Балуй! Керосинка ржавая!
Он помолчал немного, потом, покосившись на Петра, спросил:
— А ты чего мастеришь, если не секрет?
Тут Петр Батурин несколько замялся.
— Придумал я тут одну штуку, — нехотя сказал он.
— Ну? — с интересом спросил профессор.
— Да нет, это так… — Петр махнул рукой и вздохнул, — мечта.
— Так это же прекрасно! — закричал профессор Орликов. — Что может быть прекраснее мечты?! Надо превратить ее в действительность — только и всего.