Что посеешь
Шрифт:
Она приложила палец к губам и шепотом сказала:
— Он творит.
— Чего-о-о? — удивились Гошка и Прошка.
Батурин молчал. Этот чихающий и скачущий скульптор ему нравился. Он работал весело, быстро и ловко.
— Он творит, — строго повторила Римма Васильевна. — Он творит замечательную скульптуру.
Гошка и Прошка фыркнули.
— Вот эту? — сказали они хором. — Ну и ну!
Скульптор присел на подставку рядом со скелетом, вытер ладонью пот со лба.
— Римма Васильевна, а зачем вы этих… охламонов ко мне притащили?
— Видите ли, Михаил
— Ну, ну, — добродушно сказал скульптор.
Он встал с подставки, взял рейку и начал приколачивать ее к скелету, тяпнул себя по пальцам, чертыхнулся и швырнул молоток в сторону.
— Ну-ка? — решительно сказал скульптор Варенцов. — Снимайте куртки и рубашки. Живо!
— Зач-чем? — удивились братцы Азиатцевы.
— Лепить нас будете? — спросил Петр.
— Ну да… — засмеялся скульптор. — Слишком много чести — лепить вас. Работать будем.
Он подошел к чану, захватил пригоршню глины, помял ее и пришлепнул к скелету.
— А ну, хватай глину! — крикнул он. — Шлепай. Ты — сюда, ты — сюда, а ты — сюда.
И Гошка, и Прошка, и сам Петр Батурин, сняв куртки и рубашки и оставшись в маечках, начали шлепать куски глины туда, куда показывал им скульптор. Было довольно весело. Глина смачно чавкала, скульптор чихал и покрикивал, Римма Васильевна смеялась до упаду, ребята носились как угорелые от чана к скелету и обратно.
— Теперь ясно, — сказал Петр Батурин.
— Что тебе ясно? — спросил скульптор. — Мне еще не ясно, а ему уже ясно. Ишь, гений какой!
— Человек будет, — сказал Батурин, — скульптура. Вот нога, вот другая, вот — тулово…
— Дошло, — одобрительно сказал Варенцов.
Через полчаса, когда все взмокли, скульптор Варенцов сказал «шабаш» и сел на подставку. Скелета уже не было. Вместо него на подставке стояло что-то еще довольно бесформенное, но уже издали напоминающее человека.
— Гранату, что ли, бросает, — неуверенно сказал Батурин.
— Вроде гранату, — сказал Гошка.
— Ага, гранату, — сказал Прошка.
Скульптор ничего не ответил. Он сидел, устало опустив руки между колен, и задумчиво смотрел в угол на фигуру под простыней. Потом он встал и подошел к ней.
— Ну-ка, станьте подальше, — сказал он и, когда все отошли к дальней стене, быстро сорвал простыню и отбросил ее в сторону.
На небольшом пьедестале стояла на цыпочках тоненькая стройная девчонка. Легкое платье словно трепетало от ветра. Руки были откинуты назад, голова закинута вверх, волосы растрепались. Глаза были полузакрыты, а губы слегка улыбались, как будто она подставила лицо солнцу и ветру.
— Наташка! — ахнул мужественный Петр Батурин.
— Изумительно, — сказала Римма Васильевна.
— Похоже? — спросил скульптор Варенцов мрачно.
— Здорово! — завопили Гошка и Прошка.
— Ну, — сердито сказал скульптор, — умываться, одеваться и марш. Приходите, когда хотите.
Когда все вышли, Римма Васильевна, счастливо улыбаясь, обратилась к ребятам:
— Ну? Каков талант? А?
— Н-не, — сказал Гошка, — это не по мне. С глиной возиться…
— И от пыли чихать, — сказал Прошка.
Римма Васильевна огорченно развела руками.
— Вы не расстраивайтесь, — сказал Прошка. — Мы, конечно, понимаем. Тоже работа. Да, только…
— Игрушки все это, — сказал Гошка.
— Ну вот, — вздохнула Римма Васильевна.
Петр щелкнул Гошку по лбу.
— Сам ты игрушка. Ванька-встанька.
— Ишь ты, — обиженно сказал Гошка, — какой культурный. А мы лучше лодку ладить будем… — и осекся, так как Прошка сердито стукнул его по затылку.
Петр задумчиво сказал:
— Хитрая вы, Римма Васильевна.
Римма Васильевна растерялась.
— Что ты, Петя?! — сказала она.
— Да ничего, — сказал Петр, — извините. До свидания, Римма Васильевна.
И он побежал домой. У него возникла новая идея. Вообще, надо сказать, что в этом учебном году у Петра Батурина идеи возникали одна за другой. Ну прямо как из мешка дырявого сыпались из него идеи. Вот он и не знал, за какую идею ему ухватиться.
«Да, — несколько огорченно думал Батурин, подходя к дому, — это, наверно, плохо, когда слишком много идей. Надо, наверно, выбрать одну и за нее, как говорит профессор Орликов, драться, бороться и сражаться до победного конца».
За какую именно идею ему надо бороться и с кем именно за нее драться, Петр пока не знал, и это его сердило.
Знаменитый скульптор Варенцов произвел на него довольно-таки сильное впечатление. Пыль, грязь, глина Батурина не испугали. Лихо это у него получается: палки, проволока, глина… А потом уже металлический или каменный этот парень будет стоять где-нибудь на пригорке у реки, за спиной у него будет красный, как пожар, закат, и все будут приходить сюда и смотреть на него и класть к его ногам цветы. Итак он будет стоять вечно.
Или та девчонка с растрепанными от ветра волосами. Ее поставят в главном городском сквере среди кустов сирени. И ею тоже будут все любоваться. И все будут думать: вот какая отличная девчонка. И все будут поздравлять мужественного Петра Батурина и говорить, какой он ну просто чудо-талантливый и даже почти гениальный, а он будет только скромно улыбаться и говорить: «Ну, что вы, что вы…» А Наташа Орликова подойдет и возьмет его за руку, и они гордо пойдут рядом к реке, сядут на перевернутую лодку и будут смотреть на белый пароход, который с веселой музыкой плывет мимо. А потом Наташа скажет…