Что приносит тьма
Шрифт:
Девлин устремил взгляд мимо магистрата туда, где возле грубо сработанной лавочки лежало на боку безжизненное тело высокого, темноволосого мужчины лет тридцати с небольшим.
– Что с ним случилось?
– К сожалению, пока не ясно, – ответил Лавджой, между тем как они направились к трупу. – Нет никаких видимых признаков насилия. Мистера Уилкинсона нашли почти в такой позе, как вы сейчас видите. Словно человек присел отдохнуть, а потом свалился без чувств. Насколько мне известно, ваш друг некоторое время болел?
Себастьян кивнул.
– Вальхеренская лихорадка. Рис боролся с недугом так долго, как только мог, но в итоге был все же демобилизован по инвалидности.
Магистрат сочувственно поцокал языком:
– Ах, да, ужасная история.
Нападение в 1809 году на Вальхерен [1] относилось к тем разгромным военным поражениям, которые большинство англичан старались не вспоминать. Крупнейший из снаряженных к тому времени британский экспедиционный корпус высадился на голландский остров с амбициозной целью захватить вначале Флиссинген, а затем Антверпен, готовя поход на Париж. Однако через каких-то несколько месяцев войска были вынуждены отступить, охваченные эпидемией. В итоге из сорока тысяч человек более четверти заразились таинственной болезнью, от которой мало кто излечился.
1
Вальхерен– самый западный и самый главный остров в нидерландской провинции Зееландии, между обоими устьями Шельды и Северным морем.
В конце июля 1809 г. Англия попыталась открыть "второй фронт" против Наполеона, высадив на Вальхерен 40 тысяч солдат (больше, чем воевало тогда на Пиренеях!). Перед экспедиционным корпусом ставилась цель захватить французский флот, стоявший в Флиссингене, лишить Наполеона голландских портов и оттянуть на себя французские войска из союзной Австрии. Особых боевых действий не получилось, так как французы флот успели вывести, а австрийцы уже начали с Францией переговоры о мире. Экспедиция, стоившая британской казне астрономической суммы в 8 млн. фунтов, в этих условиях потеряла всякий смысл.
Лишь 106 британских солдат погибли в боях, зато около 4 тысяч (каждый 10-й!) умерли от болезни, получившей название " вальхеренская лихорадка".
Современные врачи, анализируя дошедшие до наших времен сведения об эпидемии, предполагают, что вальхеренская лихорадка была смертельной комбинацией малярии, тифа и дизентерии.
Вот как описывал ее течение один из армейских врачей экспедиции:
"Болезнь начинается с озноба, настолько сильного, что пациент не ощущает никакого проку от наваленных на него одеял, но с бледными щеками и стучащими зубами продолжает дрожать, словно его обложили льдом. Озноб продолжается некоторое время, затем сменяется противоположно высоким жаром, так что пульс за короткое время учащается до 100 ударов. Лицо краснеет, зрачки расширяются, но большой жажды нет. Жар спадает, потом приступ повторяется, и так до тех пор, пока силы пациента совершенно истощаются, и он погружается в объятия смерти".
Себастьян присел на корточки рядом с телом товарища. Они познакомились почти десять лет назад, будучи младшими офицерами, когда Девлин купил свой первый патент на чин корнета, а Уилкинсон получил повышение до этого же звания. Рис, сын бедного викария, служивший добровольцем с простыми солдатами в течение трех долгих лет, прежде чем открылась вакансия, не скрывал добродушного презрения к юному графскому наследнику, сразу же приобретшему благодаря богатству те эполеты, которые самому Уилкинсону пришлось зарабатывать. Сен-Сир нескоро завоевал уважение старшего по возрасту сослуживца, для дружеских отношений потребовалось еще больше времени, но они все же возникли.
Уилкинсон по-прежнему щеголял гордо подкрученными усами кавалерийского офицера, но одет был, как джентльмен, которому изменила удача: рубашка с аккуратно заштопанными по краям манжетами, сюртук со следами слишком многих чисток. Раньше майор был рослым, до черноты загорелым, полным жизненных сил мужчиной. Но за годы болезни некогда мощное тело иссохло, впавшая кожа пожелтела. Себастьян дотронулся до щеки мертвеца и снова оперся ладонью себе на бедро, поджав пальцы.
– Холодный как лед. Должно быть, он пролежал здесь всю ночь.
– Похоже, что так. Надеюсь, доктор Гибсон сможет доподлинно сообщить нам это после вскрытия.
Одно время Пол Гибсон тоже носил армейский мундир. Будучи полковым хирургом, он оттачивал свое мастерство на полях сражений Европы. Никто не умел раскрывать тайны мертвых тел лучше этого анатома – вот почему Себастьяну в последнюю очередь хотелось, чтобы труп бывшего майора попал к Гибсону.
Девлин провел рукой по своему колючему от щетины лицу.
– Разве в этом есть необходимость? Я хочу сказать, если Рис скончался от лихорадки…
У Лавджоя сделался слегка удивленный вид. Обычно виконт выступал убежденным сторонником относительно новой и весьма спорной практики вскрытия тел жертв убийства или умерших подозрительной смертью.
– Все же лучше удостовериться, не так ли, милорд? Хотя не сомневаюсь, что вы правы. Судя по всему, мистер Уилкинсон сел на скамейку передохнуть, и с ним случился некоего рода приступ. Бедняга. Можно только гадать, что заставило вашего друга зайти в парк так далеко, причем вечером, уже после закрытия.
Себастьян подозревал, что слишком хорошо представляет, с какой стати Рис подался в самый дальний уголок парка в неурочное время, но предпочел не делиться своими опасениями с магистратом.
– Как приняла известие жена майора? – спросил он, поднимаясь на ноги.
Лавджой неловко откашлялся.
– Боюсь, болезненно. Насколько я знаю, у них есть ребенок?
– Эмма. Ей совсем недавно исполнилось четыре.
– Какая трагедия.
– Да. – Себастьян вдруг ощутил страшную усталость и одновременно настоятельную потребность заключить в объятья собственную жену и просто зарыться лицом в нежный аромат ее темно-русых волос. В конце концов, он женат менее двух месяцев и только что провел целую ночь не в супружеской постели.
Кивнув на прощание магистрату, Девлин направился к своему ожидавшему экипажу. Жаворонки на вязах неподалеку уже распевали во все горло, свет становился ярче, туман начал рассеиваться. И тут, пересекая луг, Себастьян заметил знакомую фигуру в блестящем от утренней росы темном цилиндре и пальто.
Высокий, с бочкообразной грудью, крупной головой и грубоватыми чертами лица, Алистер Сен-Сир, пятый граф Гендон и канцлер британского казначейства, приближался к порогу семидесятилетия. Некогда Гендон гордился тремя крепкими сыновьями. Затем смерть отняла старшего и среднего, Ричарда и Сесила, оставив графу только самого младшего, Себастьяна – сына, который меньше всех походил на отца и, похоже, постоянно конфузил и разочаровывал его.
Сына, который в действительности не был ребенком Гендона, хотя эта губительная правда открылась совсем недавно.
Девлин по-прежнему оставался наследником и – в глазах общества – отпрыском графа. У немногих осведомленных были свои причины помалкивать. Но с болезненного момента в минувшем мае, когда тайное стало явным, мужчины обменивались на людях исключительно самыми формальными и краткими приветствиями. Один на один они вообще не виделись. То, что Гендон ищет встречи, могло означать только неприятности. Мысли Себастьяна неизбежно обратились к молодой жене и ребенку, которого она носила.
– Что такое? Что случилось? – без предисловий вопросил Девлин, когда они с графом сошлись ближе.
Гендон провел мясистой ладонью по нижней части лица, и Себастьян с изумлением заметил, что граф, как и он сам, этим утром еще не брился.
– Я так понимаю, новости до тебя пока не дошли?
– Какие новости?
– Рассела Йейтса заключили в Ньюгейтскую тюрьму по обвинению в убийстве.
Девлин длинно выдохнул и устремил взгляд на взъерошенные ветром верхушки ближних деревьев. С самим Йейтсом, эпатажным и немного загадочным бывшим капером, взявшим штурмом лондонское общество, виконт был знаком только шапочно. Но вот с его женой...