Что с вами, дорогая Киш?
Шрифт:
— Что, досталось от женщин? — спросила Маргит и почувствовала, что ей удалось свернуть на знакомую колею.
— Досталось? Нет. Не могу пожаловаться. Просто имел с ними дело, этого довольно.
— Вы так говорите, словно их у вас бог знает сколько было.
— А вам любопытно? Я и женат был.
— И что же, ушли?
— Нет, — спокойно ответил Петер, — она ушла от меня.
— Вы ее любили?
Петер повел плечом.
— Все не так просто.
— Не хотите говорить? — тихо спросила Маргит.
Петер молчал.
— Вы
Лицо Петера дрогнуло, как у дирижера, услышавшего фальшивую ноту. Помолчав, он, однако, послушно ответил с некоторым оттенком горечи:
— В любовь, что ли? Нет… Вы уж простите. Было б только хуже, если б я попался вам на крючок.
— С чего вы взяли, что я… — воскликнула Маргит. Она делала отчаянные усилия, чтобы овладеть собой. — Вы что же думаете, что я…
Петер резко поднялся.
— Бросьте! Я ухожу.
— Вы вымокнете, — машинально проговорила она.
— Да оглянитесь. Чернота исчезла. Жарит сильнее, чем днем. А ведь солнце уже садится.
— Жаль, — улыбнулась Маргит и стала причесываться. — Так когда премьера?
— Пятого. Вы же знаете. Красивая у вас машина. «Мерседес»?
Она рассеянно уставилась на кремовый автомобиль за оградой.
— Да. Раньше была «шкода».
— Не много с ней возни?
— Да нет, пока бегает. Вот только бензин жрет.
— Конечно, недешевое удовольствие… Ну… я пойду. Надеюсь, еще встретимся, милая…
«Боже, он даже имени моего не знает!» — возмутилась она про себя.
— Маргит.
— Милая Маргит, до свидания! — выпалил Петер, поклонился и пошел.
Но у ворот он неожиданно остановился. Побежал назад. Поднял из-под ног Маргит белый камешек и застенчиво, словно мальчишка леденец, положил его на раскрытую ладонь Маргит.
Пять ее пальцев — будто когти хищной птицы — плотно сомкнулись над шероховатым кругляшом.
— Сил моих больше нет… Иди ты к черту! Перед премьерой для меня существуют только звери, могла бы уже знать! — орал на Катоку капитан тридцать первого августа.
— Ты думаешь, мне от тебя чего-нибудь нужно, скотина? Вон твоя вонючая слониха, иди к ней и целуйся! Самая тебе пара! — взвилась Катока и плюнула в капитана. Капитан швырнул в нее пепельницей. Катока схватила вазу, но Стелла вцепилась в нее и потащила в туалет, Вернера тем временем теснил к дверям Карчи.
Морелли просто рассвирепел.
— Скажи, — повернулся он к Петеру, который лениво позевывал у окна, — скажи, ну разве не позор? Это еще по-божески, а ведь в прошлом году мы их разнимали огнетушителем.
Возвратился Карчи.
— Что толку бежать за телегой, если тебя в нее все равно не посадят? Противно.
— Кретин ты, — высунула Катока голову из туалета, — я только раз хочу с ним переспать, всего один раз, идиот…
— Цыц! — гаркнула за ее спиной Стелла и втянула ее назад. — Не вылезай из-под крана!
— Сброд какой-то… а ты мучайся, делай с ними программу! Да я вам такого строгача влеплю за четыре дня до премьеры, что вы у меня посинеете! Здесь рабочее место, а не что-нибудь! Дома хоть перегрызитесь, а здесь чтоб был порядок!
— Совершенно верно, — крикнул через окно капитан, — пусть вместо меня Тони выходит, может, его сожрут вместе с вами со всеми в придачу, и будет полный порядок.
— Да ты, да я… — Карчи рванулся к двери, но Петер схватил его за руку, повернул к себе и улыбнулся в глаза. «Бросьте! Все это мыльные пузыри», — как бы хотел он сказать.
Карчи перевел дух. Высвободил руку и поискал глазами Морелли:
— Ну что с ними делать? Ненормальные…
— Вышвырнуть! Перевести кого-нибудь в другую труппу, — убежденно сказал Морелли.
— Да, но кого?
Морелли хмыкнул.
— Это пусть директор решает. Директор все знает, — забормотал Тони.
Карчи вздохнул. Один — скотина, другой — идиот.
— Надо выгнать того, кто виноват, — с достоинством докончил Тони.
— Кого резать, кого бить, все равно тебе водить… Это старые штучки, дядюшка Тони… Не знаю, насколько вас интересует мое мнение, но, по-моему, лучше сказать этой ретивой фее всю правду, — подал голос Петер.
— Какую правду? — удивился Морелли.
Петер широко раскрыл глаза.
— Хватит шутить… Вы действительно не знаете?
Они непонимающе переглянулись. Тони даже выпустил из рук мяч. У Карчи задергалась щека.
— Да о чем вы?
— Подите сюда, — призывно помахал Петер и подошел к окну.
Все с некоторой робостью последовали за ним.
— Я сразу обратил внимание…
Вернер сидел на корточках посреди сада, в гуще чахлого львиного зева. Он отщипывал один за другим густо-розовые цветки и с жадностью открывал и закрывал плотно захлопывающиеся чашечки. Потом, зажмурившись, стал мерно водить по лицу мохнатыми лепестками. Прошло несколько минут, а он все сидел, закусив нижнюю губу, казалось, весь в ожидании. Карчи только хотел сострить, как вдруг Вернер с обидой вскочил и принялся хлестать вокруг себя кнутом. Сбитые цветы кучками громоздились вокруг него.
— Нервы, — извиняюще прошептал Карчи, — нервы совсем никуда…
Петер обернулся к Морелли:
— Он уже не мужчина… Понимаете?
Морелли был ошарашен.
— Мне это и в голову не приходило.
— Что там у вас происходит? — похлопала Стелла Тони по спине.
Тони не ответил. Стоя на стуле, он смотрел поверх голов во двор. Остальные постепенно отхлынули от окна, а он все не двигался с места. Потом вдруг замолотил ногами по стулу, все быстрее и быстрее.
— Вы, — крикнул он, указывая на Петера коротенькими пальцами, — вы — растленный тип!.. Я вас ненавижу!