Что такое государство Израиль?
Шрифт:
Сионизация необратима. Еврейский национальный фонд управляет этими землями «от имени еврейского народа». Под этим чрезвычайно размытым понятием сионисты подразумевают всех евреев мира, вне зависимости от их согласия или отношения к Израилю. Как следствие, граждане Израиля арабского происхождения не могут покупать, брать в аренду и тем более использовать 80 % земель их страны [155] .
После изгнания и исхода местного населения, последовавшего за образованием сионистского государства, более 500 палестинских деревень были снесены, а между 1949 и 1952 годами на их месте основали 240 общин (кибуцев и мошавов) [156] . Многие общины получили право отбора будущих поселенцев, что лишь усилило этническую, религиозную и социальную сегрегацию между евреями и арабами, а также европейскими евреями и евреями из Азии и Африки.
155
Ibid. P. 120–130.
156
Ibid. P. 131.
Политику
«Сионистское движение – это не только еретический отход от иудейства… Оно чудовищно слепо по отношению к исконным обитателям Святой земли. В 1890-х годах, когда менее 5 % населения Святой земли было еврейским, у Теодора Герцля хватило наглости назвать свое движение стремлением “народа без земли к земле без народа”… Они уже изгнали тысячи людей из их домов, лишив права на возвращение или хотя бы на минимальную компенсацию… Эта агрессия ввергла регион в порочный круг кровопролития» [157] .
157
Blau A. A Call from Jerusalem // The [Jewish] Guardian. April 1974. № 1. P. 2–3.
В отличие от многих социал-сионистов, скрывавших от себя колониальный характер своего предприятия, Жаботинский этого не стыдился. Фактически лидеры социалистического крыла разделяли взгляды Жаботинского, однако не могли себе в этом признаться. Как пишет Штернхель, в речи на съезде своего политического движения в 1922 году Бен-Гурион «провозгласил принципы, которых он придерживался всю свою жизнь»:
«Нашу линию поведения не должны определять размышления о жизни в соответствии с гармоничными принципами социоэкономического производства. Единственная цель, которую мы должны преследовать, – завоевание земли и ее обустройство посредством широкой иммиграции. Все остальное – просто слова и фразы. Давайте не будем обманывать себя: мы должны двигаться вперед, полностью осознавая политическую ситуацию – расстановку сил, силу нашего народа в этой стране и за ее пределами» [158] .
158
Давид Бен-Гурион, цит. по: Sternhell Z. Aux origines d’Isra"el. Op. cit. P. 48.
Социализм Бен-Гуриона, напоминает нам Штернхель, вдохновлен германским национальным социализмом, возникшим после Первой мировой войны. Социал-сионистам была близка мысль Шпенглера, который, в свою очередь, перефразировал слова Генриха фон Трейчке: «Социализм означает власть, власть и снова власть» [159] . В 1923 году Жаботинский публикует статью на русском, в которой, используя выражение «железная стена» и другие идеи Бен-Гуриона, утверждает, что победа может быть достигнута лишь посредством силы [160] . Жаботинский, почитавший Муссолини (который платил ему взаимностью), призвал евреев на войну, восстание и самопожертвование.
159
В предисловии к своей книге Штернхель тратит немало усилий, чтобы не называть политическую систему Бен-Гуриона «национал-социализмом», и изобретает с этой целью термин «националистический социализм» (Ibid. Introduction. Socialisme, nationalisme et socialisme nationaliste).
160
Жаботинский, В. О железной стене // Разсвет (Париж). № 42/43 (79/80). 4 ноября 1923 года.
Идеи Жаботинского не потеряли своей актуальности и в наши дни. Активисты еврейских террористических организаций Лехи и Эцель вышли из рядов Бейтара. В период британского мандата некоторые из них встретили свою смерть на эшафоте. Среди выдающихся последователей Жаботинского – Менахем Бегин (1913–1992), Биньямин Нетаньяху и Ариэль Шарон (1928–2014).
В отличие от Жаботинского, большинство первых сионистов отрицали существование конфликта из-за земли между приезжими и местным населением. Почти все они принадлежали к левому крылу сионистского движения и не признавали национального характера арабского сопротивления колонизации. Именно таким противоречивым отношением к арабам объясняется конфликт, который не прекращается с самого начала сионистского предприятия в Святой земле. Господствующая идеология самообороны позволяла сохранять видимость надежды на мир и братство, даже если за этим фасадом все больше сгущались тени взаимных страхов и подозрений. Но реалии 30-х и 40-х годов XX века, арабское восстание и отдаленное эхо геноцида европейских евреев породили цинизм и пессимизм и, как следствие, агрессивную психологию, в духе которой утверждалась неизбежность вооруженного конфликта с палестинцами.
Страх полного истребления крепко врезался в колониальную ментальность политического сионизма. Призрак этого страха все еще витает над израильским коллективным сознанием, несмотря на несомненное военное превосходство государства над соседями. Страх объясняется тем, что Израиль создан вопреки воле подавляющего большинства населения региона. Еще 1919 году Бальфур признался: «Мы не думаем проводить даже формальной консультации с нынешними жителями страны… Четыре великие державы высказались за поддержку сионизма, и сионизм – прав он или нет, хорош или плох, – коренится в древних традициях, в настоящих потребностях и будущих надеждах; он значит куда больше желаний и предубеждений 700 000 арабов, которые ныне населяют эту древнюю землю» [161] .
161
Sharif R. Non-Jewish Zionism: Its Roots in Western History. Londres: Zed Books, 1986. P. 78.
Избавиться от многовековой еврейской традиции смирения и нравственной требовательности к себе было совсем не просто. По словам Аниты Шапира, «семьдесят первых лет нового еврейского заселения Палестины прошли в постоянном конфликте между ментальностью диаспоры и постоянно меняющейся палестинской действительностью» [162] . Поколение, последовавшее за первыми поселенцами в Палестину, воплощало мечты отцов-основателей; следующее поколение уже считало себя прагматичным, физически подготовленным и способным взяться за оружие. Несмотря на то что социалисты, сторонники идеологии самообороны, на словах критиковали Жаботинского и его милитаризм, реалии конфликта, порожденного в Палестине действиями сионистов, привели к победе его учения. В Израиле начала XXI века его идеи не утратили былой популярности. Стоит, однако, отметить, что сегодня различия между правыми и левыми сионистами настолько незначительны, что «миф о прогрессивном сионизме жив исключительно в умах горстки западных либералов» [163] .
162
Shapira A. Land and Power. Op. cit. P. 366–367.
163
Honig-Parnass T. False Prophets of Peace. Liberal Zionism and the Struggle for Palestine. Chicago: Haymarket Books, 2011.
Понятие «самообороны», распространенное перед образованием Государства Израиль, было заменено концепцией «безопасности» – священной коровой современного израильского общества. Слово «битахон» (ивр. «безопасность») заимствовано из раввинистической литературы и означает «уверенность в уповании на Господа». Современный язык перенял иудейское понятие и придал ему противоположный смысл: вместо того чтобы полагаться на Провидение, новый еврей надеется на свои собственные силы и «голос» оружия. Такого рода преображения сознания непременно находят свое отражение в повседневном языке.
Изобретение нового языка
Язык – один из ключевых элементов органического национализма, особенно когда в результате ослабления прочих элементов в коллективном сознании возникает пустота. Современное национальное самосознание часто строится на эмоциональной связи с родным языком и родной землей. Но создание современного иврита – беспрецедентное историческое событие, потому что у евреев нет ни общего языка, ни общей территории. Новый язык был создан на основе «лешон а-кодеш», «языка святости», до того предназначенного исключительно для молитвы и изучения Торы.
Когда в середине XIX века некоторые раввины поддержали создание современного языка, они ориентировались скорее на европейский национализм, нежели на еврейскую традицию [164] . Возрождение местных языков в Восточной и Центральной Европе подало надежду, что из языка Торы и раввинистических комментариев удастся выковать современный иврит. Сионисты не были первыми, кто стремился говорить дома на национальном языке: так поступали националисты в таких странах, как Литва, Венгрия и Польша, где городское население предпочитало более универсальные русский и немецкий. Интеллектуалы-националисты в многонациональных империях конца XIX века изучали родной язык крестьян – единственного слоя общества, говорившего на нем свободно, – а затем обогащали его научными, философскими и политическими терминами. Задача создателей современного иврита была совершенно противоположной: нужно было вдохнуть новую жизнь в язык раввинов, приспособив его к использованию в общественной жизни, сельском хозяйстве и промышленности. При создании иврита выполнение задачи осложнялось отсутствием и общества, и крестьянских хозяйств, и предприятий, где этот новый язык мог потребоваться.
164
Шломо Авинери, цит. по: Zionism and Religion. Op. cit. P. 3.