Что такое политическая философия
Шрифт:
Я недавно встречался со своими старыми друзьями, пережившими и террор, и свободу, и гласность, - их политическое мышление осталось там же: они не проанализировали ни одного термина, ни одного понятия в своей политической рефлексии. Замечательные люди, добрейшие, порядочнейшие, начитанные до отвращения, как и я - противно вспомнить. Но не научившиеся понимать самих себя. Их предметами были германская филология, английская филология, история философии, святоотеческие писания (они забыли, что святые отцы-то понимали себя отлично, а они - нет).
Но политический философ не только шпион, как об этом уже говорилось. Он, как и вообще любой настоящий философ, еще и диверсант, поскольку объективно познает свой объект - то есть их, вашу, свою, наконец, политическую рефлексию - как недействительное, мистифицированное и мистифицирующее. Этим он объективно же подрывает власть, любую власть, равно свою и чужую.
Всe продолжается и все работает на самое страшное явление в человеческом мышлении - повторение. Повторение - страшнее преступления. Повторение - это значит, уже прошло время, уже много гениев, жирафов и львов родилось, а мы все повторяем и повторяем. В этом ужас мышления, не способного к саморефлексированию.
Отсюда же мое методологическое негодование, когда очередной интеллигент говорит, что «мы безвозвратно идем к сталинизму». Значит, он не понимает, что сталинизм есть категория историческая, как и гитлеризм. И когда он говорит, что мы идем назад к сталинизму - он сам мыслит в терминах политической рефлексии 30-х годов, когда он мыслить не мог, а сейчас может, да и писать думает, что может. Но ведь он-то остался там же, при той же политической рефлексии. Из этого бывают исключения, даже среди философов, которые отбрасывают стандартную, заклишированную, шаблонную терминологию и стараются просто думать. Среди политиков это вещь почти невероятная. Среди той феноменально паразитической среды сегодняшней политики, которую я называю «эксперты» (я уже не творю о «политтехнологах»), - тоже. Ведь паразиты же! Что значит паразиты? Паразит - это человек, не создающий ничего своего, а он должен создавать свое собственное мышление. Но не только эксперты, конечно, мне уже жалко стало бедных экспертов.
А чем лучше современные ученые, называющие себя политологами, чем они лучше? Они не способны в основном проанализировать двух фраз из своего политического словаря. Значит, все эти фразы останутся не демистифицированными. А с какой легкостью я объяснил все это двум шоферам в Москве - и ведь поняли великолепно! А почему? Не задурены! У них нет никакого рефлексивного багажа, поэтому они могут начинать с нуля, а иногда это необходимо, хотя это страшная вещь - начинать с нуля. А ведь политологи до сих пор используют слова 40-х годов и не могут от них отойти ни на дюйм. Но учтите, человеческий идиотизм - я не мистик - тоже имеет предел.
Перейдем от понятия политической власти к понятию абсолютной политической власти. Что значит - абсолютная? Абсолютная политическая власть - это не только власть, которая всех абсолютно бьет по голове одной и той же лопатой, или кормит одним и тем же пряником, или грабит людей, или повышает их благосостояние. Абсолютная власть - это власть, которая уже утвердилась в вашей рефлексии как единственная. Она - эталон, лекало. Мы уже говорили про определение политической власти по Стенли Шехтеру, которое я принимаю не целиком, но все-таки: «Один человек реализует свою волю в отношении к третьему человеку, но делает это действие другой, «второй», так сказать, человек». Поэтому парень, который зарезал Хозе в баре, - не политик. А если бы этот парень позвонил Андреа и сказал: «Андреа, надо прирезать Хозе», - то это было бы началом микрополитики, потому что в этом случае происходит не только распределение воли в политическом действии, но в каком-то смысле и распределение рефлексии. Ведь если исполнитель спросит: «Слушай, а зачем его так?», то первый - заказчик - ответит двумя словами, являющимися пределом человеческого идиотизма: «Так надо». Или, как скажет старик, глава мафии из фильма «Крестный отец» (с моей точки зрения, не гениальный фильм): «Это бизнес, ничего, старик, личного, хотел убить и врал, что не хочет». Все это чушь, бесконечные фразы и бесконечный самообман. Я думаю, что «Крестный отец» - это апофеоз политического (не экономического же!) самоотупления второй половины XX века. Самоотупления писателей, артистов, зрителей, читателей. Все в восторге. Теперь все знают, что когда их будут душить в автомобилях или стрелять на ступенях их собственных офисов, то это будет иметь и каком-то объективный смысл - «Ничего личного». Так ведь полное же вранье!
Когда в науке «История» появляется человек, который вдруг пытается мыслить о политике как исторический наблюдатель, - это вызывает у нас изумление, как, например, Гефтер. Он по профессии был историком России, но он наблюдал современность из современности, будучи русским историком. У него была тяжелая жизнь, хотя ему все-таки повезло, потому что он сумел выбраться из страшной трясины повторений - главного врага нормального мышления.
Что является признаками абсолютной политической власти? Я сейчас уже говорю не о политической власти, а об абсолютной политической власти, только с точки зрения, с которой мы сейчас оказываемся способными судить о любой политической власти, отталкиваясь от ее абсолюта. Первым признаком абсолютной политической власти является то, что политическая рефлексия приписывает субъекту абсолютной политической власти абсолютную волю. С этой точки зрения его собственная воля, продавай он пиво или автомобили, или самолеты, или атомные бомбы, - всегда будет фигурировать как относительная воля, относительная в отношении к воле субъекта абсолютной политической власти. Теперь переходим к вопросу о знании.
Кажется, Гераклит говорил, что «многознание уму не научает».
Второй признак абсолютной политической власти - это то, что политическая рефлексия, чья угодно, приписывает ей абсолютное знание. Знание всего! При этом носитель политической власти может быть полным дегенератом, как Нерон или Калигула, или полным шарлатаном, как первый корейский деспот Ким Ир Сен. Это не важно, потому что ему уже приписана абсолютная воля, только в отношении к которой и в дополнение к которой рефлексируется его знание.
Что значит «абсолютное знание»? Это трудно понять. Хотя очень просто на самом деле: во-первых, это знание, которое не может быть заменено никаким другим знанием, даже если другое - больше, глубже. Иначе все абсолютно теряет свой смысл. «Это, а не другое» - в этих простых словах суммируется эта черта, так же как и воля - «эта, а не другая». Так и абсолютное знание. А что если знание ошибочно? Тогда в силу принципа абсолютной политической власти это знание самокорректируется, а если совсем никуда не годится, то ничего, мы его как-нибудь подправим. Или, как у нас раньше: меняем курс. То есть важно только то, что никто другой в это дело вмешиваться не может.
Это все делается самой властью. Можно, разумеется, нагнать кучу экспертов по Афганистану или по Северному Кавказу, по исламу, по добыче никеля, по еще каким- нибудь крайне необходимым для власти в данный момент предметам, но этим знание только самокорректируется - это знание не корректируется со стороны, в этом его абсолют.
И, наконец, любая политическая рефлексия - нормальная, ваша, моя, рефлексия жертвы политической власти, рефлексия исполнителя политической власти, рефлексия восторженного поклонника абсолютной политической власти, рефлексия критика политической власти - в равной мере приписывает этому знанию герметичность. Да, оно абсолютно правильное, оно одно, но, как мы уже сказали, оно не терпит вмешательства, оно герметично по определению. И эта герметичность - очень яркая феноменологическая черта абсолютного знания субъекта. И вы знаете, что является пределом любой герметичности? Да то, что сам субъект знания уже не знает - знает он или не знает.
Меня давно привлекало сопоставление двух примеров абсолютной политической власти - только я говорю о политической власти, а не о государстве, это совершенно разные вещи. Я думаю, что самой яркой параллелью к сталинизму как форме власти является правление первого Цезаря после Юлия Цезаря, Августа Октавиана. Тут, слава богу, есть исторические свидетельства: последние полгода его власти был просто кошмар, он уже сам не знал, что он знает. Он метался по комнате, как сумасшедший, и доносились его крики: «Дурак! Я же тебе говорил, ты же знаешь!» Но опять-таки, кроме них-то никто ничего не знал, был полный герметизм знания. А ведь это страшно, полный герметизм знания феноменологически приводит к тому, что и сам субъект знания его не знает, это приводит к кошмару и истерике. Или, скажем так, приводит к коллективному неврозу (не хочу затрагивать память великого шарлатана новейшего времени Зигмунда Фрейда): если они не знают, то кто знает? Знают-то только они. И отсюда этот страшный, идиотский термин - «они». Вот сидят замечательные русские интеллигенты на кухне и говорят: «Что они там еще выдумали?». Ведь мышление не является профессией интеллигента, ни в коем случае. Он талантливый физик, химик, ботаник, «князь Федор, мой племянник», как у Грибоедова, но он не занимается мышлением. И тогда следующий шаг: «А что нам тогда делать?». И философ говорит: «То, чего ты никогда не делал - подумай». Но если б вы знали, как это страшно - подумать.