Что-то между нами
Шрифт:
Взбегаю по ступеням в клинику. А там просто какой-то бедлам.
– Что случилось? Где моя жена? Она в порядке?
– Мы делаем все, что можем! На данный момент Тамара Васильевна в реанимации.
Хотел бы я сказать, что дальше все было как в полубреду, но нет… Напротив. Я запомнил то утро в мельчайших подробностях. Помню каждое слово, каждый жест, лицо каждого попадавшегося мне на глаза медработника. Помню, как ложился ломтями свет, проникая сквозь жалюзи, как остро пахло сиренью… Как пищало медицинское оборудование,
– … очень повезло, что она находилась в клинике. Очень! Мы вовремя провели процедуру стентирования. Мне остановиться подробнее на том, что это такое, или не надо?
– Нет, я в курсе данной процедуры. Моя теща умерла во время неё, – добавляю, наверное, некстати, потому что доктор на миг теряется:
– Да. У вашей жены генетическая предрасположенность к тромбофилии. Но сейчас все прошло без осложнений.
– Угу. Так с ней все будет нормально?
– Следующие сутки покажут, но уже сейчас я могу вас заверить, что мы сделали все возможное.
Киваю. Откидываюсь на спинку дивана. Часы показывают, что прошло уже шесть часов.
– Роберт Константинович?
– Да?
– В кабинете осталась сумочка Тамары Васильевны. Я ее вам оставлю?
– Конечно.
– Мы можем сделать для вас что-нибудь еще? Может быть, чай? Кофе? Успокоительное?
– А комната отдыха у вас есть?
Тело затекло от сидения в одной позе. А уйти… Ну как тут уйдешь?
– Для вас мы что-нибудь придумаем. Обождите, пожалуйста.
Телефон в сумке Томы звонит, когда я вновь остаюсь один под палатой реанимации. Милка. Ч-черт! Я совсем забыл о дочери.
– Привет, Мила.
– Пап? А ты чего с маминого? Она где?
– Мил, мама в больнице. Тут такое дело… Слушай, может, ты приедешь? Не телефонный это разговор. Только не волнуйся, уже все нормально.
Понимаю, что подводка не лучшая, но ничего другого не приходит на ум. В голове – каша. На сердце – муть. А на коже – страх липкой пленкой. Вот куда ей было беременеть? Дура. А я тоже хорош. Так перепугался, что даже не поинтересовался ребенком.
– Роберт Константинович!
– Да?
– Пройдемте, я покажу, где вы можете освежиться и отдохнуть.
– Постойте. А как ребенок?
– Пока об этом трудно судить. У вашей жены куча противопоказаний.
Да. Мы бы и первого никогда не родили, если бы имели представление о рисках. Но та беременность, кстати, протекала без осложнений. А тут…
– Не лучше ли ее прервать?
– Это не абсолютная рекомендация в данном случае, но вряд ли оптимистичная.
Что я по этому поводу думаю? Не знаю. Облегчение? Нет. Но и печали нет особенно тоже. Я не хотел этого ребенка и не успел привыкнуть к мысли, что он у нас будет.
– Мы вас позовем, когда можно будет навестить больную. Располагайтесь. Здесь обед. И кофе… Сахар сейчас вам не помешает, даже если вы его не употребляете в обычной жизни.
Киваю. Успеваю немного перехватить, когда в выделенную мне палату врывается всклоченная дочь. Толку и поддержки от Милки никакой. Скорее она сама нуждается в утешении, но скрывать от нее то, что случилось с матерью, странно. Да и как бы я скрыл, что Томки нет дома?
– С ней же точно все будет хорошо?
– Точно.
– Кошмар какой-то. И надо было вам беременеть на старости лет!
Не надо было. Конечно, не надо было. Но дело тут вовсе не в возрасте, а в том, что дети действительно должны рождаться в любви. Если бы мы планировали беременность как надо, могли бы избежать кучи рисков.
Эмилия… Ч-черт. Ей ведь тоже сейчас нужна моя поддержка. Девчонка явно напугана. В отличие от Томы, она совершенно не планировала от меня рожать. Я в этом уверен. И, может, дело правда было в проклятых устрицах, которыми она отравилась. Девчонку нещадно рвало два дня, даже скорую пришлось вызвать. Так что вариант с тем, что таблетки просто не успели подействовать, кажется мне вполне правдоподобным. К тому же в постели с рыжей я частенько забивал на резинки. А трахались мы ох как часто, не то что с Томкой.
«Ты как, малыш?»
«На занятиях. А ты где?»
«Все там же. У жены серьезные проблемы со здоровьем».
«Понятно».
Ничего тебе не понятно, девочка. Но как объяснить, я пока не знаю. Двадцать лет – это чертовски много. Кем я буду, если отпущу ситуацию на самотек? Нельзя так.
«Будь умницей. Ты же знаешь, что делать?»
Наверное, глупо делиться с Эмилией своими познаниями в области беременности. Боюсь, за двадцать лет они сильно устарели. Так что, может быть, мне даже придется самому поучиться.
– Роберт Константинович? Тамара Васильевна пришла в себя.
– Пап! Можно я тоже к маме пойду?
Перевожу взгляд на медсестру.
– Только недолго.
Томка выглядит на все свои годы. Ну, вот и стоило оно того? Жалко дурочку. Интересно, как она залетела? Наша сексуальная жизнь с появлением Эмилии почти полностью сошла на нет. Могла ли Тома забеременеть на стороне? Не верится. Все-таки хочется думать, что она умнее. Натворили мы дел. Непонятно, как теперь разгребать.
– Ну и напугала же ты меня, – пожимаю пальцы жены.
– А уж… как я сама… испугалась… Ты был… прав.
Да, но сейчас ее слова мне не доставляют радости. Это не та ситуация, в которой хочется сказать что-то вроде: ну я же тебе говорил!
– Как себя чувствуешь? Что-нибудь болит, мам? – ревет Милка.
– Мила! Маме нельзя нервничать.
Да. И это тоже все усложняет. Засада по всем фронтам. И тут… Что тут? Лишь бы Эмилия не сплоховала. Мне порой тоже нужно, чтобы кто-то держал фланг. Сейчас слабое звено очевидно. Как и мой выбор.