ЧТО-ТО ПОШЛО НЕ ТАК
Шрифт:
– Ты смотри, а этот, по-моему, живой еще. Вроде шевелится…– слышит Богдан, как сквозь вату, после чего на него сыплются удары.
– Сдохни, тварь, сдохни!.. Сдохни!..
Голос бьющего высокий, детский, да и сами пинки – слабые, не причиняющие ему особой боли.
– Не надо! Не надо! Не трогай его, Санька, отойди!.. Кому говорю?!.. – раздается рядом, потом следует какая-то возня, и удары прекращаются.
– Ну вот, так-то оно лучше, – ворчливо замечает тот же голос, принадлежащий,
Но не успевает мужчина договорить, как на голову Богдана снова сыплются тумаки.
– Мои тоже приехали!.. Тоже приехали!.. Тоже приехали!.. Только что приехали…
Детский голос срывается, переходит в щемяще-тоскливый глубокий всхлип. Богдан осторожно открывает глаза. Высоко в небе кружит ястреб. Где-то рядом с треском и шипением горит резина. Двое мужчин в полувоенных костюмах с интересом наблюдают за его действиями. Богдан пробует пошевелиться, но задеревеневшее тело не слушает его, пробует заговорить, но тоже не может.
– Чё выставил моргалы? – не выдерживает совсем молодой паренек. – Говори, сука, куда ехали? Рассказывай, мразь, рассказывай, не то враз приговорю!
– Саня, спокойнее, дорогой, спокойнее, сейчас его заберут, куда надо, там все и расскажет. А ты, мил человек, зря к нам с оружием пришел, ох, зря… Нехорошее дело вы затеяли – людей убивать… Не божье это дело, что там говорить, да и не по-человечески как-то…
Старший мужик, по виду – пенсионер, осуждающе качает головой:
– Видишь, что ваши натворили? Мин на дорогах понатыкали, растяжек, вот и подорвались вы. Скажи спасибо, что живой остался, да ещё вот мальца благодари – это он взрыв услыхал, потом ко мне прибежал и сюда идти заставил, чтобы посмотреть, может, выжил кто, случаем… Наши, деревенские, уже давно в эту сторону носа не кажут – на мину напороться боятся. Да… Дела… Остальные твои напарники уже того… представились. Уже на небесах…
– В пекле они, гады, горят! В аду! С чертями вместе жарятся!.. – в сердцах произносит Саня.
– Ты не обижайся на ребятенка, мил человек, прав он. Делов вы натворили – до конца жизни не расхлебать. У него давеча отец с мамкой погибли, на мине подорвались. Тоже на этой дороге. Сам он остался, один… Один, как палец…
В кармане оживает телефон. Кто бы это мог быть? Неужели Наталья? Сутки назад, когда Богдану пришла повестка, жену с детьми он отправил на Кубань, от греха подальше. Вчера ночью они сообщили, что пересекли границу. Говорить сейчас с родными не хотелось, но телефон, будто заведённая пластинка, звонил и звонил, не умолкая. А, может, это вовсе и не Наталья, может, звонят из военкомата, беспокоятся, прибыл ли на место? Он пытается
– Ты чего трубку не берешь? – сердито спрашивает подросток.
– А-а, так ведь он не может, – догадывается старший, помогая Богдану освободить руку. – Удивительное дело, однако: шестерых – всмятку, а этому хоть бы что – ни единой царапины!
Телефон наконец замолкает. "Наверное, батарея разрядилась," – отмечает он равнодушно.
– Повезло тебе, мужик, ох, повезло… Видать, в рубашке родился. Или дела на земле оставил… недоделанные…
Со стороны дороги слышится пронзительный визг тормозов, и через мгновение, лихо развернувшись на сто восемьдесят градусов, возле них останавливается старая "копейка". Из нее выныривает широкоплечий молодой человек.
– Ну, чё там, дядь Лёш? Подорвались, ссуки? Сколько было? Все готовы?
Обескураженно присвистывая, мужчина быстро обходит догорающий "минивэн".
– Да… Врачам здесь делать нечего… Так, я команду пришлю, хорошо? Транспорт, опять же, надо, чтобы увезти… Ребята решат, куда их пристроить, да и документы какие, возможно, сохранились… Нужно посмотреть… Тут минутой дела не обойтись, а мне некогда сейчас, дядя Лёша, у меня Надежда рожает! – с гордостью произносит приехавший и только сейчас замечает Богдана.
От изумления он резко сбавляет ход, в раздумье чешет затылок и, смачно сплюнув себе под ноги, удивлённо пялит глаза:
– Ни фига себе! Оттуда?
К нему тут же подскакивает обрадованный подросток.
– Так мы тебе чего звонили, Гриша? По этому поводу и звонили! Живой он, представляешь, совсем живой! Шестерых на мелкие куски, как игрушек пластмассовых, порвало, а этому – хоть бы хны! Дядя Лёша говорит – в рубашке родился, а, по-моему, так просто повезло! Ты его, Гриша, сдай, кому надо! Да так сдай, чтобы по полной получил, чтобы почувствовал, мразь, куда попал, чтобы не лез больше…
– Ну-ну, Санек, зачем так грозно? – успокаивает мальчонку Григорий. – Сдам, не беспокойся. Я вот чё думаю, дядя Лёша, я счас его домой свезу, прикрою где-нибудь на время, а со своими делами управлюсь, тогда и его определю. Мне сейчас доктора привезти нужно – Надежда рожает, первенец у нас, без помощи не обойтись… Она там ждёт… Ну чё, парниша, пойдем?
– Так не может он идти, Гришенька, в том-то и дело, что не может идти. И не говорит ничего…
Старший мужчина подходит к Богдану вплотную и, наклонившись к его уху, громко кричит:
– Мужик, ты как, идти можешь? Ну вот, молчит, наверное, не слышит. Может, и впрямь глухонемой?
– Ага, говорить не говорит, а телефон в кармане! – возмущается Саня.