Что-то… (сборник)
Шрифт:
Правда, сразу после этого он опасался, что тётя расскажет о произошедшем маме, и та его будет отчитывать и стыдить. А вот стыда он не чувствовал, и не хотел. Хотя, наверное, должен был чувствовать. А он испытывал тихую радость, и с этим ничего нельзя было поделать. Ну и кто он после этого, спрашивается? Счастливый пацан, вот кто!
Надо признать, что после того случая его интерес к представительницам противоположного пола довольно сильно возрос. Оказалось, что довольно приятно увидеть нечто красивое, привлекательное, но запретное для других. Нет, он, конечно, понимал, почему никто (ну,
Как истинный ребёнок состоятельных родителей, он посещал не только престижную гимназию с изучением двух иностранных языков, но и теннисную школу. А вы знаете, в каких юбочках некоторые девчонки играют в теннис? Во-от! Нагло пялиться на них, конечно, не стоит (если силы воли хватит), а то они могут таким презрением «обдать», что будет чертовски неприятно (хотя некоторым на их презрение – наплевать). Но, по крайней мере, взглядывать можно. К этому они относились более-менее терпимо, с обречённо-снисходительным выражением «Ну что взять с придурков?!».
Но была среди них одна странная девчонка лет пятнадцати. Она всегда играла только в больших шортах и широкой майке, которая скрывала всё, что под ней было. И даже в раздевалке, среди девчонок, она вела себя так, будто стесняется самой себя. Откуда ему это было известно? Неужели вы думаете, что пацаны не найдут способ заглянуть туда, куда им заглядывать строго запрещено?! Обижаете! Ну как не заглянуть в то место, одно название которого чего стоит?! Правда, он этим особо не злоупотреблял, но изредка, всё-таки….
Было что-то непонятно привлекательное в том, как они ведут себя, так сказать, в условиях свободы, когда не надо опасаться, что можешь быть опозоренной (? ) чьим-то наглым взглядом. И только та девчонка стеснялась даже себе подобных. В том, как она переодевалась, как бегала в душ и из душа, озабочено прикрываясь полотенцем – было что-то неестественное, почти болезненное. Ну да фиг с ней! Зато другие вон…. Кстати, за манеру одеваться и вести себя, её прозвали «Оно». И ещё не известно кто, пацаны или девчонки, так сурово её «приложили».
Той же раздевалкой пользовались и тренеры-женщины, так что представление о женском теле он имел, практически, полное. И всё-таки на него произвело огромное впечатление, когда он, почти непреднамеренно, увидел обнажённой свою «маленькую тётю».
У них прямо в доме была сауна с электрическим оборудованием – небольшая кабинка с двумя полоками, отделённая стеклянными дверцами от не многим большего «предбанника», где можно было раздеться. Ну и одеться, конечно. Однажды, когда родители снова заночевали в городе, он, уже задремав, проснулся, захотев в туалет. И поскольку туалет находился рядом с сауной, он понял, что «маленькая тётя» находится в сауне. А ведь обычно после сауны надо было пройти через маленький коридор в соседнюю ванную комнату, чтобы принять душ. Единственно, что он сделал тогда преднамеренно – это не включил свет, войдя в туалет. Он не мог устоять перед соблазном увидеть… что получится.
А она действительно прошла из сауны в ванную обнажённая. Не голая, а именно обнажённая – так он это воспринял, хоть и не осознавал этого. И хотя он видел её считанные мгновенья, она запечатлелась в его памяти навсегда и ВСЯ. И колыхание её… титей (всё-таки! ) при ходьбе, и неожиданное отсутствие волосяного треугольника внизу живота, и изгиб спины над выпуклыми ягодицами, разделёнными полоской, которая, казалось, тянется и между ног до самых колен. И она вся, «целиком», была… ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ!
В силу возраста, вместо возбуждения он испытал восторг. Увиденное так сильно его впечатлило, что в ту ночь он с трудом уснул только к утру. С тех пор он свою «маленькую тётю» просто обожал. Это не значит, что он в неё влюбился как… да никак! Она просто имела для него какое-то необъяснимое, но очень важное значение.
И так же его сестричка, которая становилась всё больше и больше похожей на свою маму. Возиться с ней он мог бесконечно; по крайней мере, пока она не уставала, и он тогда мог заняться чем-нибудь своим. И когда её вторым словом, после «мама», стал некоторый эквивалент его имени – он был счастлив до внутреннего визга.
И ещё – их присутствие сделало этот дом… нормальным. Теперь, в отличии от прошлого, он шёл домой с радостью, а не со страхом, что снова… углы…. В доме стало пахнуть живым, тёплым, нежным. И больше не бывало…
Представить, что этого всего больше не будет?! Невыносимо! Поэтому, узнав о намерениях «маленькой тёти», он испытал приступ паники. Почувствовав, что может разрыдаться, он выкрикнул категоричное «Нет!», и выбежал из комнаты, шепча:
«Это меня убьёт. Это меня убьёт».
По коридору, к нему навстречу, вышагивала малышка в поисках тех, кто вдруг оставил её одну. Подбежав к ней, он схватил её на руки и крепко обнял. Почувствовав, как она обхватила его за шею своими ручонками, он тихо всхлипнул. Так они простояли некоторое время, пока малышка не стала отталкиваться от него, требуя отпустить её. Тогда он поставил её на пол, заботливо одёрнул на ней чепурное платьице, и она побежала на звук голосов их матерей. Он же посмотрел в ближайший угол и зло прошептал:
«Нет! Нет!».
В тот вечер ему хотелось уговаривать, убеждать, умолять «маленькую тётю» не уезжать от них. Он подобрал массу доводов. Но вместо этого он просто подсел к ней на диван и тихо попросил её не уезжать. Когда же она начала успокаивающе говорить:
«Но мы же будем…», – он просто накрыл её губы своими пальцами и отрицательно покачал головой. До этого она ни разу не видела, чтобы он плакал.
А через несколько дней позвонила бабушка и сказала «маленькой тёте» что-то такое, отчего она некоторое время была сама не своя. Он переждал пару дней, а потом всё-таки решился осторожно спросить, что случилось. Некоторое время она раздумывала, наверное, отвечать ему или нет, а потом кивнула на дочку и тихо сказала: