Что-то страшное грядёт
Шрифт:
Он заметил, как уродцы на скрипучих помостах, на шуршащих опилках, а с ними врачи и полицейские развернулись, направляя восхищенные взоры на скопище рисованных тварей, которые словно приворожили всех одним слитным движением и наполнили прилегающий воздух и шатровое поднебесье беззвучными возгласами «внимание»!
Внезапно часть наколотых жалом созданий обрела дар речи. Заговорили уста мистера Мрака над каллиграфическим взрывом, столпотворением таранящих друг друга чудищ на его потной коже. Мистер Мрак дал выход
— Джентльмены! Мальчики! Мы только что отработали новый номер! Вы первыми увидите его! — провозгласил мистер Мрак.
Первый полицейский, не снимая руки с кобуры пистолета, поднял взгляд на великое скопище зверей и прочих тварей.
— Этот мальчик сказал…
— Сказал?! — разразился хохотом Человек с картинками.
Уродцы весело запрыгали, однако тут же угомонились, когда хозяин Луна-Парка, поглаживая и успокаивая свои картинки, что явно подействовало и на уродцев, невозмутимо продолжал:
— Сказал? Но что он видел! Мальчишкам свойственно воображать всякие ужасы на таких аттракционах, верно? Бросаются наутек, когда вдруг возникают уродцы. Но сегодня вечером, особенно сегодня!..
Глаза полицейских обратились на пристегнутые торчком к электрическому стулу мощи из папье-маше.
— Кто это?
— Кто?
Вилл увидел, как в дымчатых глазах мистера Мрака вспыхнул огонь, который он тотчас задул.
— Новый номер. Мистер Электрико.
— Нет! — закричал Вилл. — Поглядите на этого старика! Поглядите!
Полицейские обернулись на его истошный крик.
— Вы что — не видите? — продолжал Вилл. — Он мертв! Его держат только эти ремни!
Врачи уставились на брошенную в объятия черного стула и прочно схваченную им огромную снежинку.
«Боже, — говорил себе Вилл, — мы думали, все будет очень просто. Этот старик, мистер Кугер, умирал, мы приведем врачей, чтобы спасти его, и может быть, он простит нас, может быть, Луна-Парк отпустит нас целыми и невредимыми. А тут… Что будет теперь? Он мертв! Поздно! Нас тут все ненавидят!»
Стоя вместе со всеми, Вилл ощугил холод, который веял от незаземленной мумии, от холодного рта и от холодных глаз под замерзшими веками. Ни один белый волосок не шевелился в ледяных ноздрях. Ребра мистера Кугера под опавшей рубашкой были тверды, как камень, зубы под глиняными губами — холоднее сухого льда. Вынеси его на волю в полдень, и он окутается туманом.
Врачи поглядели друг на друга. Кивнули.
И полицейские сделали шаг вперед.
— Джентльмены!
Рука мистера Мрака пауком взбежала вверх по латунному пульту.
—
— Нет! — вскричал Вилл. — Не позволяйте ему!
Полицейские сделали еще один шаг. Врачи открыли рот, готовясь что-то сказать. Мистер Мрак глянул вопросительно на Джима. Джим воскликнул:
— Пусть! Все в порядке!
— Джим!
— Да-да, Вилл, все в порядке!
— Отойдите! — Паук схватил выключатель. — Этот человек пребывает в трансе! Готовя наш новый номер, я загипнотизировал его! Вы можете навредить ему, если вдруг пробудите от гипноза!
Врачи закрыли рот. Полицейские замерли на месте.
— Сто тысяч вольт! Тем не менее он оживет и будет здоров душой и телом!
— Нет!
Один из полицейских остановил Вилла.
Человек с картинками и все возбужденно простертые на его коже люди и звери стиснули и дернули выключатель.
Огни в шатре погасли.
По телу врачей, полицейских, мальчиков побежали мурашки.
А во внезапных полуночных потемках электрический стул обратился в очаг, на котором старик сверкал будто рождественская елка.
Полицейские отпрянули, врачи наклонились вперед, и так же наклонились уродцы, чьи глаза горели голубым огнем.
Человек с картинками, рука — на выключателе, смотрел на старого-престарого старика.
Старик был несомненно мертв, мертвее некуда, но заключен в живую оболочку электричества. Оно роилось на холодных раковинах ушей, мерцало в глубоких, точно заброшенный каменный колодец, ноздрях. Оплетало голубыми угрями его пальцы, подобные ножкам богомола, и тонкие, как у кузнечика, колени.
Губы Человека с картинками раздвинулись, возможно, он кричал, но никто не слышал его сквозь оглушительный гул, треск, разряды и шипение электричества, которое пронзило и скользило, со всех сторон обвило человека и сковавший его стул. «Оживай!» — звучало в гуле и шипении. «Оживай!» — кричали бушующие вспышки и цвета. «Оживай!» — кричал рот мистера Мрака, и никто, кроме читающего по губам Джима, не слышал его громоподобный голос, и Вилл тоже кричал: «Оживай!» — страстно желая, чтобы старик ожил, зашевелился, задергался, зазвучал, пропитался жизненными соками, увлажнил рот слюной, дал волю духу, расплавил восковую душу…
— Он мертв! — Но и Вилла никто не слышал, как ни силился он перекричать рокот разрядов.
«Оживай!» Губы мистера Мрака смаковали это слово. «Оживай. Оживай». Рывком он двинул переключатель в крайнее положение. «Жить, жить!» Где-то динамо-машины протестующе взвизгнули, взвыли, взревели, выжимая из себя чудовищную энергию. Разряды приобрели бутылочно-зеленый цвет. «Мертвый, мертвый», — твердил про себя Вилл. «Оживай, оживай!» — кричали машины, кричали вспышки огня, кричали рты полчищ лиловато-синих тварей на разрисованной плоти.