Что ты знаешь о любви?
Шрифт:
–Оль, не надо так.
– А как надо? Игорь, то, что я так "спокойно" реагирую, еще не означает, что я не зла на тебя. Поэтому не смей мне рассказывать, как мне поступать в данной ситуации. Иначе твои сумки будут собраны за считанные минуты. Теперь, когда все стало на свои места, что ты думаешь делать? Не смотри на Катю. Наша дочь уже взрослая и имеет право знать твой ответ.
Отец замолчал и уставился в пол. Я видела, как одинокая слезинка скатывается по его щеке и утопает в густой бороде. И мне стало его жаль.
– Я не знаю, что мне делать.
– Ты любишь ее? – дрогнул голос матери. Как бы она не храбрилась, было видно, что она боялась ответа.
– Я думаю, что да, люблю. Не так как тебя, это какое-то другое чувство…
– Хватит, я не хочу ничего больше слышать. – Мама встала со своего места и отошла к окну. А, затем, не поворачиваясь, продолжила, – Игорь, мне очень больно. Но еще больнее будет, если я буду удерживать тебя рядом. Давай не станем мучать друг друга. Я искренне надеюсь, что ты будешь счастлив рядом с той женщиной.
Больше она ничего не сказала, просто вышла из комнаты, оставив нас вдвоем. И звенящая тишина моментально заполнила все пространство.
– Прости меня Катюш, я не думал, что все так получится. – После долгого молчания произнес отец.
– Чем она лучше мамы? – горько вздохнула я в ответ. – Чем она лучше нас?
– Это сложно объяснить, просто так получилось. Она не лучше вас, она совершенно другая. Я все так же люблю твою маму, но уже другой любовью. А Анна… она дала мне свежий глоток воздуха. Мама меня так любила лишь в молодости, но сейчас все по-другому. Я думаю, когда ты станешь чуть старше, возможно, поймешь меня.
– Не думаю, что когда-нибудь мне будет понятна измена. – Ответила я ему и, встав со своего места, вышла вслед за мамой.
Он уехал на следующий день. Я из окна своей комнаты наблюдала за тем, как он складывает чемоданы и сумки в машину. А затем поднял голову и тоскливо улыбнувшись, махнул мне рукой и сел за руль. Уехал, чтобы начать свою новую жизнь. Без нас. Возможно, он страдал, но не так как мы. Как бы ни печально, но оказывается, что отсутствие одного человека может изменить привычный ход вещей. В квартире без папы стало пусто, тоскливо и одиноко. Больше никто не комментировал мамины любимые сериалы, никто не готовил на выходных свою фирменную яичницу и никто не помогал мне с уборкой. Наши дни сливались в одно сплошное серое пятно. И как бы мама не старалась скрывать, я видела, что она горюет и все больше закрывается в себе. Все чаще мы проводили вечера и выходные раздельно или сидя в разных комнатах. Я чувствовала, что нас затягивает это болото и что-то надо с этим делать.
В тот день, я возвращалась домой и проходила мимо скамьи, на которой сидели местные бабульки. Стоило мне пройти мимо, как за спиной послышалось приглушенные пересуды. Недолго думая, я развернулась обратно и подошла прямо к ним, чем заставила их замолкнуть.
– Добрый день, Катюша. Как поживаете?
– Добрый, теть Зин. А чего спрашиваете? Сами ж знаете, вот вы и скажите, как мы поживаем.
– Ох и молодежь, языки длинные, – пробубнила соседка рядом.
– Можно подумать, что у вас они короткие? Я не впервые слышу, как вы распускаете сплетни, что больше поговорить не о чем?
– Батюшки, Катенька, да мы же ничего плохого не говорим. Все как есть, а что хочешь сказать, что у вас все гладко? Я вон вашего отца видела на той неделе, когда к внуку ездила. Ходит павлином с новой бабой, будто хвастается. А как так можно – то? И не позорно ведь! Семью бросил и с головой в омут подался. А вы брошенки, маетесь тут с горя. Матушка твоя раньше такая хохотушка была, весь двор слышал. А сейчас что? Ходит серой тенью, да и ты хмурой тучей стала.
– Хватит! – Не выдержав, заорала я на них. – Мы не брошенки! Еще раз услышу такое в наш адрес, спилю эту лавку и спалю дверь каждой из вас. Не лезьте не в свое дело!
– Катя? Что происходит? – послышался голос матери за спиной.
– Ничего. Объясняю тут кое-что этим милым бабушкам.
– Ольга, дочь твоя совсем обезумила, – подала голос третья бабка. – Приструнить бы надо.
– Я знаю свою дочку и просто так она бы себя так не вела. А значит, вы сами виноваты. Пойдем, Катюш, ужин надо готовить.
В полном молчании мы поднялись в квартиру. Мама выгрузила продукты, я же переодевшись, села чистить картошку. Но слова этой бабки так и крутились в моей голове. Брошенки… Как мерзко, противно и обидно это звучало. Словно мы превратились в отбросы общества. И из-за чего? Из-за того, что мой отец не удержал свой причендал в штанах!
–Черт, – зашипела я от боли, прижимая порезанный палец к губам. Не знаю, это ли стало финальной каплей в чаше терпения, но я больше не могла сдержать своих слез. Я отползла к стенке и, уткнувшись лицом в колени, заплакала. Как будто бы внутри что-то сломалось и я ревела в голос, пока нежные руки не обхватили меня, а голос мамы не стал успокаивать:
– Тише, солнышко, ну что ты. Катюш, все ведь хорошо.
– Ничего… не хорошо… они говорят… мы брошенки… а он… с новой гуляет… а мне даже не звонит, – всхлипывала я в ее объятиях.
– Кать, успокойся, иначе мы не сможем поговорить. Брось этот нож и картошку. Откуда кровь?
– П…порезалась, – благодаря маме, я поднялась на ноги и уселась за стол.
Пока она обрабатывала мою рану, на плите уже вскипел чайник. Она не спеша заварила свой любимый ромашковый чай и поставила две дымящихся кружки на стол, а затем достала сигареты из кармана халата и открыла окно.
–Да, я закурила, – ответила она на мой немой вопрос. – Стресс это не убирает, так что все врут, когда говорят, что успокаиваются после выкуренной сигаретки. Не советую даже начинать.
– Так зачем ты это делаешь?
– Не знаю. Бунтую что ли. – Мама пожала плечами и щелкнула зажигалкой. – Захотелось делать то, о чем раньше даже и не думала. Итак, Катюш, давай проясним одну вещь. Запомни дочь: никогда не слушай сплетни. Они могут ранить еще сильней, чем поступок.
– Ты так говоришь, как будто тебя это не задевает. Но я же не слепая, я же вижу, как тебе больно.
– Больно, Катюш, больно. – Мама аккуратно струсила пепел в блюдце.
– Почему ты терпела? Почему мне не сказала?