Что уж, мы уж, раз уж, так уж...
Шрифт:
Как только последний бандит покинул деревню, из кустов вышла испуганная девица, лет двадцати с небольшим. Это была одна из тех, кто ходил в долину беспрепятственно, и над кем все смеялись, считая ее дурочкой. Звали ее Акулиной. Вот и все, кто остался из население Фофанки, на долгие и тревожные два года.
Через два года, в деревню въехала телега, груженная ящиками с бутылками. В телегу были впряжены два владимирских тяжеловоза, а на передке сидел здоровенный мужик, неопределенного возраста. Это был Брыня. Он оглядел деревню, крикнул пару раз, чтобы привлечь к себе внимание и стал неторопливо слезать с телеги.
Брыня возвращался в Россию из австрийского плена. Попал он туда по дурацки и глупо. Со своей стороны по дурацки, а со стороны австрийцев глупо. Просто, когда он спал в окопе, после ночного дозора, к ним в часть пришли большевистские агитаторы. Они долго и нудно уговаривали солдат соединиться с пролетариями всего мира, для победы мировой революции. Сначала их хотели пристрелить, как немецких шпионов, но тут, один из агитаторов, произнес магические слова: "Мир — народам, хлеб — голодным, земля крестьянам!" Солдаты немного подумали, прикинули перспективы и, расстреляв своих офицеров, как немецких шпионов, сели в бронепоезд и укатили на соединение с пролетариями.
Австрийские офицеры, наблюдавшие за русскими в бинокли, долго думали над хитростью противника, но так и не смогли ее разгадать. Решили послать взвод разведчиков, для выяснения ситуации.
Разведчики прочесали брошенные окопы и наткнулись на спящего Брыню. Он мощно храпел в тупике траншеи и ни о чем не ведал. Перед австрийцами встала дилемма: с одной стороны захватить спящего языка легко, а с другой стороны, ширина плеч Русича была не меньше, чем у плененного ими, когда-то, Железного Самсона, русского циркового борца и атлета. Ох, и намучились они в Австрии с Самсоном, пока тот не сбежал, сначала в Италию, а потом в Англию!
После небольшого совещания решили, что в одну воронку два снаряда не влетают. Наивные европейцы!!! В России, в одну воронку, попадает столько снарядов, сколько раз, россиянин, может наступать на одни и те же грабли. Но, сказано-сделано. Обмотали, Брыню, веревками и поволокли в расположение своей части. Это была вторая ошибка. А, Бисмарк, предупреждал!!! Русского мало поднять, его надо еще и разбудить! Ну, может быть не совсем так, и не совсем про то, но, все равно, Бисмарка могли бы и почитать.
Брыня проснулся оттого, что допрашивающий его, австрийский офицер, влепил ему пощечину. Проснулся, огляделся, стряхнул с себя веревочки, обиделся и, ничего не поняв, погнал австрийскую гвардию вдоль фронта, давя своими ножищами, пулеметные точки и артиллерийские расчеты.
Австрийские офицеры рванули на аэродром, в надежде на то, что фанерная гордость их воздушного флота, сможет вырвать командование из лап русского медведя. Солдаты, как дисциплинированная паства, не раздумывая, ломанулась за руководством. В итоге: весь личный состав, включая повара с ведром картошки в руках, оказался на аэродроме, за колючей проволокой, втоптав единственный аэроплан во взлетную полосу.
Брыня остановился в воротах, отрезая пути к отступлению и, окинув австрийцев зловещим, спросонья, взглядом, промычал:
— Ну-у-у…?
Его мозг лихорадочно искал, в личном словарном запасе, чем можно закончить начатый монолог. И тут, Брыня вспомнил любимую фразу поручика Огнева, полкового задиру и дуэлянта.
— Я жду объяснений, господа! — Радостно закончил Брыня и, всем своим видом показал, что ждать он не намерен.
Всем, кроме Брыни, сразу стало грустно, и они вытолкали вперед офицера, который, не подумав о последствиях, разбудил Брыню.
Офицер едва держался на ногах, то ли от оказанного ему доверия со стороны сослуживцев; то ли от спортивного азарта после бега по пересеченной местности; то ли от восхищения Брыниным красноречием. Преодолевая, непреодолимое желание застрелиться, он доплелся до Брыни и отдал ему честь, а заодно и сигару со спичками, в знак дружбы. Брыня принял подарок как должное. Он понюхал сигару, вынул из кармана большевистскую листовку-воззвание "К товарищам солдатам и матросам!", свернул большую козью ножку и, растирая пальцами сигару в махру, высыпал ее в самокрутку. Чиркнув спичкой и прикурив, он глубоко затянулся и выпустил густую, благородную струю дыма в толпу австрийских солдат, чтобы не думали, что он эгоист.
Видя, что дипломатические отношения налаживаются, офицер приободрился и, на ломаном русском языке, объяснил Брыне, что он их неправильно понял. Оказывается, его никто не хотел обижать. Просто, видя, что сослуживцы Брыни внезапно исчезли, австрийцы решили пригласить Брыню в гости, чтобы он не тосковал в одиночестве. Веревками его не связывали, а привязали к нему шинель, чтобы, не дай Бог, не потерялась по дороге. По щеке ударили нечаянно, отгоняя мух, чтобы не тревожили сон.
Брыня был тронут радушием австрийских товарищей и согласился погостить у них, вспомнив, что последний раз он был в Австрии очень давно, еще тогда, когда в составе гвардии Александра Васильевича, переходил через Альпы.
За два года, что он гостил в Австрии, Брыня достал всех, особенно владельцев пивных заведений. Уж слишком вместительное было у него нутро. Да и сам Брыня стал о чем-то задумываться, но это что-то никак не хотело принимать четкие очертания. И вот, однажды, к нему незаметно подкралась тоска и шепнула:
— Пора, парень, и честь знать. Загостился ты тут, а Россия ждет своего сына.
— Точно! — Брыня допил девятнадцатую кружку пива и стукнул ею о столешницу. — Пора!
На подъем, он, был легок. Известно, чем кончаются долгие сборы. Брыня быстренько выбил у австрийцев контрибуцию, в виде двадцати одного ящика венгерского вермута, одной телеги и двух трофейных владимирских тяжеловозов. Груз бережно погрузил на телегу и укатил на северо-восток, обдав местное население пылью.
Россия встретила его яркими лозунгами и толпами кожаных экспроприаторов, размахивающих маузерами. Брыня был сказочно удивлен тому, что все, теперь, принадлежало народу и, кстати, его груз тоже. Несколько самоубийц попробовали разделить содержимое Брыниной повозки между голодающими губерниями Поволжья, но Брыня объяснил, в резкой форме, что его груз не делится. Возражать никто не стал, и он укатил в выбранном ранее направлении.
Фофанка понравилась ему отсутствием комиссаров, белых офицеров, казаков и махновцев. А когда он понял, что здесь нет, не только Антанты, но и вообще никого, то просто влюбился в эту жизнерадостную деревню. Выбрав первый попавшийся дом, и перетащив туда хрупкий груз, он занавесил окна и стал праздновать новоселье.