Что я думаю о женщинах
Шрифт:
— Не надо нервничать, — посоветовал бритый, — будете расстраиваться из-за каждой мелочи — останетесь, как я, без волос.
— Верно, — поддакнул его коллега, — только жаль, с вашей подружкой так получилось…
— Спасибо, — поблагодарил я, открывая дверцу.
— Поосторожнее! — предупредил бритый, и они покатили прочь, оставив меня на тротуаре с мегафоном в руках.
Доброжелательность со стороны полицейских окончательно выбила из колеи: что это за мир, в котором самые близкие сознательно причиняют боль, а предполагаемые
Рыдая, я забрел в гей-бар недалеко от станции Пиккадилли и набрался до помутнения рассудка. Смутно помню, как приятного вида усатый мужчина держал меня над раковиной, пока меня рвало пивом. Потом, сильно шатаясь, я побрел к станции с нетвердым намерением успеть на последний поезд домой. Не то чтобы не хотелось вести машину в нетрезвом состоянии, просто я не помнил, где ее оставил.
Поезд уже ушел. Пришлось выйти на улицу и ждать под дождем такси. И тут, проверив карманы, я обнаружил, что денег нет.
Я пошел пешком. Водители проезжавших мимо машин (все как на подбор с круглыми манчестерскими лицами) то и дело сигналили или опускали окна, чтобы прокричать неразборчивое ругательство. Можно подумать, ни разу пьяного с мегафоном не видели!
Один из наглецов оказался особенно приставучим: нарочно ехал медленно, свистел, кричал. Я даже глаз поднять не решался, чтобы пьяную апатию ненароком не приняли за агрессию. Хлопнула дверца, и я весь подобрался в ожидании беды, а когда схватили за руку, вырвался и, оглянувшись, увидел брата. Бен улыбался.
Неведомая сила потащила в сторону, но брат не дал упасть.
— Привет, дурень!
— Привет, привет, привет! — залопотал я. — Жутко рад тебя видеть! Видишь, на поезд опоздал.
— Неудивительно, — покачал головой Бен, усаживая меня в потрепанный «мерседес». — Время-то два ночи! А мегафон зачем? — застегнув на мне ремень безопасности, спросил он, а потом схватил папину игрушку и закричал: — Теперь послушай: ты дурак, Гай, круглый дурак!
— Да уж, — кивнул я, — знаю.
— Мне Натали позвонила, — пояснил он, когда «мерседес» слился с потоком транспорта.
— Как она разговаривала?
— Обычно: как высокомерная заносчивая сучка. Заявила, что ты в Манчестере, у «Веранды» дурака валяешь. Я поехал туда, но тебя не было. Четыре часа на поиски потратил, идиот ты несчастный!
Пришлось рассказать об обращении к нации и двух полицейских, которые смеялись над взрослым мужчиной с детским членом. Бен хохотал как чумовой. Мы ехали по Ливенсхалму под магнитофонную запись Кейт Буш.
Понимая, что пьяным прощается любая ересь, я неожиданно заявил:
— Я люблю тебя, Бен!
— Ладно, ладно, отвали!
— Нет, парень, серьезно, — лепетал я.
— Я тоже серьезно, — грубо заржал брат. — Отвали, парень, мы с тобой не на шоу Опры.
Несмотря на поздний чае, на улицах было довольно людно. Остановившись на светофоре, мы услышали истошный крик и сначала думали, что какая-то девица перепила, но, вглядевшись в темноту, увидели бородатого мужчину, который тащил за волосы молодую девушку. У горла несчастной был нож, она звала на помощь, однако, завороженные происходящим, прохожие никак не реагировали. Злодей загнал жертву в проулок между магазинами, и оттуда полился жалобный плач.
— Черт, ты слышал? — испуганно спросил я.
Бен мрачно кивнул. Загорелся зеленый, и мы поехали дальше. Потом Бен неожиданно остановился и расстегнул ремень безопасности.
— Нет, так нельзя, — сказал брат скорее себе, чем мне.
— Бен, у него нож! — заорал я, но он открыл дверцу и выбрался из машины. Пока я возился со своим ремнем, брат перебежал через дорогу и скрылся в проулке. Под мерное урчание мотора и пение Кейт Буш я вылез из «мерседеса». Громкие крики, затем женский плач. Из-за магазина выбежал мужчина и на огромной скорости понесся по улице. Это не мой брат… Это не Бен!
Моментально протрезвев, я пересек улицу, едва не угодив под такси.
Бен лежал на боку среди мусора, из вспоротого горла хлестала кровь. Он судорожно хрипел, будто пытаясь вспомнить нечто важное. Несчастная девушка как сквозь землю провалилась; навстречу мне она не попалась, а проулок между магазинами упирался в высокую кирпичную стену с запертой на замок дверью.
В отчаянии я зажал большую клинообразную рану рукой. Теперь, когда опасность миновала, осмелевшие прохожие стали предлагать помощь. Старый негр в бейсболке снял куртку и укрыл Бену ноги. Кто-то вызвал «скорую», в проулке собрались вездесущие подростки.
Лицо брата стало цвета слоновой кости. Старик в бейсболке опустился рядом со мной на колени.
— Держи его, парень! Держи!
— А там будут… — прошелестел Бен.
— Тш-ш-ш!
— А там будут…
— Тш-ш-ш, тебе нельзя разговаривать!
(Там будут… машины? татуировки и мускулы? работа, о которой невозможно рассказать? Сэм Кук и скоростные автострады? зубные щетки? А любовь там будет?)
Тайный шовинист
Надо же, как получилось! В одну ночь меня, разумного надежного Гая с хорошими отметками и разрядом по велоспорту, чуть не арестовали за использование мегафона для оскорбления человека с миниатюрными гениталиями, а Бен, мой буйный, непутевый брат, записанный родителями в бесперспективные, отдал жизнь ради спасения женщины.
Он мог бы выжить, если бы «скорая» приехала не через тридцать пять минут, а быстрее. Фотографию Бена напечатали в «Вечернем Манхзттене» под заголовком: «Скорая убила героя-спасителя». В палату общин посыпались вопросы, но министр здравоохранения, оправдываясь, заявил: машин «скорой помощи» в настоящий момент больше, чем за всю историю национальной системы здравоохранения. А о том, что водителей на гребаные машины днем с огнем не сыщешь, благоразумно умолчал.