Что я видел. Рассказы
Шрифт:
А они чай пили. Выпьют — и опять пьют.
Я говорил:
— Не надо чай пить.
И хотел начать плакать, а бабушка сказала, чтоб я вышел во двор и чтоб там поплакал, потому что всё равно теперь невод не бросают, а когда будет вечер, тогда будут бросать.
Я сел на сундук. Там коврик лежал. Я потом лёг на коврик и не заплакал, потому что заснул.
Невод
Мы пошли на реку. Там на песке лежала сетка. Она из верёвок. Мы долго шли, пока
Очень много людей нашло смотреть, как невод будут кидать и как рыбу из воды вытянут. Вдруг приехала лодка, очень большая, и в ней дяди. Они рыбаки.
И в лодку стали складывать невод. Весь невод туда складывать стали. И вышла гора. А верёвку не взяли. Она у нас осталась. Она привязана к берегу.
Потом как стали рыбаки вёслами грести, так лодка пошла, прямо как пароход. А уйти она всё равно не могла, потому что верёвка от невода осталась у нас. А верёвка не стала их пускать. Они тогда начали невод выбрасывать вон.
Они его кидают, и их пускает немножечко ехать, а потом они ещё кидают, и тогда опять им можно немножечко ехать.
И они стали потом снова поворачивать к берегу, только уж далеко-далеко от нас. И там они уж всё выкинули, они только сами остались, и у них верёвка. Они её привезли на берег и сами с ней выскочили.
И я увидел: на воде цепочка плавает, а бабушка сказала — это пробки и это от невода.
А я сказал, что невод утонул.
Бабушка сказала, что низ утонул, а верх плавает.
А я кричал:
— Нет, утонул, утонул!
А там один дядя. Он приехал на телеге. И у него стояла там телега и лошадь.
Он подошёл и говорит:
— Чего это ты кричишь? Кто утонул? Никто не утонул, не кричи.
А я сказал:
— Не кто, а невод.
Дядя сказал:
— Он не утонул, а он в воде стоит, как стенка.
Я говорю:
— Как это — стенка?
А дядя стал рукой показывать и говорит:
— Вон, где пробки на воде, это верх, и оттуда он вниз висит до самого дна, а железки на самом дне лежат. И теперь рыбе никуда нельзя уйти, потому что её неводом загородили.
Как невод вытаскивали
Я не стал на дядю глядеть, потому что рыбаки начали наматывать верёвки на катушки. Потому что там большие катушки на берегу стояли. Больше, чем человек. И из катушек большие палки торчали.
Рыбаки эти палки пихали со всей силы, и катушки вертелись. И всё наматывали верёвку. А тут мальчик какой-то закричал:
— Ой, тянут, тянут!
И ещё мальчики побежали и стали рыбакам помогать крутить катушки. Я тоже хотел побежать и тоже закричал:
— Ой, ой, тянут!
Бабушка меня за руку держала, а я вырвал руку и побежал. Бабушка не побежала. А потом я прибежал, где рыбаки, и не мог достать, чтоб палку пихать, и я стал мальчика одного сзади пихать, чтоб помогать. А они начали смеяться, а я всё равно пихал.
Тогда пришла бабушка и сказала, что я нехорошо делаю и дядям мешаю, и они боятся, что на меня наступят.
Один дядя всё кричал:
— А ну, ещё! А ну, навались!
И я тоже кричал:
— А ну, навались!
Мне очень хотелось, чтоб и я тоже толкал, а бабушка сказала, что довольно, и меня потянула. Я не плакал, потому что все глядели и мальчики смеялись.
Какие в невод рыбы попались
Потом я посмотрел на реку, а пробки совсем уж близко были. И рыбаки пошли прямо в воду и стали тащить, где пробки. И стал из воды выходить невод. И все люди побежали смотреть, что там будет.
А там большой-большой мешок. Он тоже из сетки, и в нём что-то было видно. А потом его ещё вытянули, и там были рыбы. Они очень блестели и прыгали, а их вынимали оттуда.
Один — самый главный — рыбак всё кричал:
— Гляди, щука! Береги руки!
Меня бабушка тянула вперёд, чтоб я видел. А я всё равно видел, я сел на корточки и через ноги видел. Потому что дядя стоял. Если тётя какая-нибудь станет, то юбка, и ничего не видно. А это впереди дядя был, что приехал с лошадью. Я тоже закричал:
— Щука! Береги руки!
Этот дядя посмотрел на меня и потом говорит:
— А ты знаешь, какая щука?
Я ничего не сказал, потому что не знал, какая. А дядя вдруг схватил одну рыбу и говорит:
— Вот она, щука! Сунь ей палец — откусит.
А я встал — и назад, потому что он прямо на меня щукой. Она хотела выскочить, и я боялся — вдруг он её пустит и она меня укусит.
А один мальчик мне показал руку.
— Вот, — говорит, — пальца нет. Это щука откусила.
Дядя взял и щукой на меня пихнул и крикнул:
— У-ух!
Я закричал:
— Ой!
И я зашёл скорей за бабушку, потому что он мне щукой в самый нос, а она живая. Потом были совсем широкие рыбы, и дядя говорил, что это лещи.
Рыб всех вынимали из невода, и там были совсем маленькие ещё, с красненькими перышками, и это окуньки, я знаю, потому что мы потом ели таких.
Мы у той тёти ночевали и вечером ели окуньков: у них красненькие перышки снизу.
И ещё я потому знаю, что один дядя-рыбак дал мне такого окунька и сказал:
— Держи! Ты помогал, вот тебе за работу.
А я боялся держать, потому что он был живой и дёргался. Я всё-таки держал, а потом дал бабушке, чтоб она держала. А в неводе всё рыбы, рыбы, и вдруг была шапка, совсем мокрая и чёрная. Бабушка сказала, что это какой-нибудь мальчик уронил в воду, она намокла и потонула.