Что значит быть студентом: Работы 1995-2002 годов
Шрифт:
Жилищная коллегия В[асиле] О[стровскаго] Района просит выдать ключи от квартиры Зеленскаго предъявителю сего Дорофееву.
Из письма През[идиума] РАН от 21/III 1919 г. № 529 в Наркомпрос:
До издания «разъяснений Полож[ения] о домов[ой] полит[ике]» /№ 176 С.К./ помощник[ом] председателя Комитета бедноты был младший служащий при Книжном складе Дорофеев. Когда пронесся еще не проверенный слух о смерти академика В. В. Заленскаго, Дорофеев вместе с другим младшим служащим Академии по фамилии Ричард Долгий, который одновременно оказывается и членом Василеостровской жилищной Коллегии, с несколькими неизвестными вооруженными людьми, произвели реквизицию части имущества академика Заленскаго, проживавшего (вместе с семьей) в это время, по поручению Академии наук, в Севастополе, на Биологической Станции, находящейся в ведении Академии наук, директором которой он состоял. Правление Академии Наук, на ответств[еннос]ти кот[оро]го лежит охрана всех помещ[ен]ий Ак[адем]ии, узнало о факте лишь после его совершения. Предс[едатель] Комитета бедноты даже не счел нужным уведомить Правление о таком действии, причем не был выполнен ни один из пп. V, VI и IX прилагаемой при этом выписки из Собр[ания] Узакон[ений] и распоряж[ений] Раб[очего] и Кр[естьянского] Правит[ельства] от 4/I 1918 г. за № 34 (отдел I, ст. 456). Без всякой публ[ика]ции, соблюд[ени]я срока о вызове соответств[ующих] лиц местным советом (п. VI), часть именно домашней обстановки и имущества (п. IX) (белье, некоторые принадлежности стола, одежда) были конфискованы, между тем как не было даже офиц[иального] извещ[ени]я о смерти ак[адемика] В. В. Заленскаго (необх[оди]мо заметить, при этом, что часть вещей, оставшаяся в квартире покойнаго, несомненно принад[лежи]т не ему, а его жене, которая жива и не может вернуться из Севастополя по независящим от нее причинам). Об этом Правление Академии своевременно доводило до сведения Пред[седателя] Совета Г. Зиновьева [480] . Едва ли мыслимо допустить, что рай[онный] совет и жил[ищная] комиссия, на распоряжения кот[оры]х ссылается Дорофеев, имеют право не исполнять «Узак[онений] и распор[яжений] Раб[очего] и Кр[естьянского] Правит[ельства]», уже опублик[ованны]х в собр[ании] узак[онен]ий.
480
Зиновьев Г. Е. (Герш-Апфельбаум О.-Г.А.) (1883–1936) — советский политический деятель, председатель Петросовета в 1918–1926 годах. Расстрелян.
Полиция и «геи»: эпизод из эпохи Александра III [*]
Настоящая публикация готовилась два года тому назад. Если бы мы работали над нею сегодня, то иначе расставили бы некоторые акценты и несколько изменили структуру нашего анализа. Однако, занятые подготовкой большого исследования по истории «голубых» в России (с начала прошлого века до 1917 г.), мы все же находим полезным обнародовать этот материал в первоначальном виде.
*
Впервые в: Риск. Вып. 3. М., 1999 (публикация подготовлена совместно с В. В. Берсеневым).
При подготовке настоящего документа к публикации нам пришлось столкнуться с трудностями различного характера. Будучи убежденными в необходимости обнародования его текста без купюр и с сохранением ряда орфографических особенностей оригинала, мы понимали, что отдельные представители отечественного научно-гуманитарного сообщества могут испытать настолько глубокий эмоциональный шок при ознакомлении с оригинальным текстом, что усомнятся в научно-культурной ценности публикации. Тем более что уже напечатана статья, прошедшая тщательную самоцензуру: в выпуске III историко-краеведческого сборника «Невский архив» скрывшийся под псевдонимом Константин Ротиков автор привел разрозненные отрывки из публикуемого нами ниже документа под заголовком «Эпизод из жизни „голубого“ Петербурга» [482] . Цель К. Ротикова заключалась, видимо, в том, чтобы, не слишком шокируя публику, все же ознакомить ее со страницей истории петербургского гомосексуального сообщества. Научная ценность этого предприятия, к сожалению, представляется нам не слишком высокой. Ротиков, например, недостаточно внимательно подошел даже к датировке документа. Сколько-нибудь глубокий анализ материала отсутствует. Между тем значение документа, на наш взгляд, значительно превосходит рамки краеведческих и групповых интересов.
482
Ротиков Константин.Эпизод из жизни «голубого» Петербурга // Невский архив: Историко-краеведческий сборник. III. Сост. Добкин A. И.†, Кобак А. В. СПб.: Atheneum-Феникс, 1997. С. 449–466.
I. Источниковедческие замечания
Публикуемый документ уже не раз попадал в руки исследователей: более того, в каталоге Российского государственного исторического архива он фигурирует под фамилией каждой из указанных в прилагаемом к нему списке лиц. Несмотря на это внимание архивистов и исследователей, происхождение текста остается не вполне очевидным. Он обнаружен в личном архиве Михаила Николаевича Островского, министра государственных имуществ в 1881–1893 годах, председателя департамента законов Государственного Совета в 1893–1899 годах (ф. 1683). Судя по тому, что документ не подписан и не датирован, речь идет о копии. Из преамбулы к основному тексту следует, что перед нами служебная записка, составленная начальником некоего «Управления» по запросу «Его Превосходительства», накануне передавшего автору «письмо известного лица» и при сем «анонимное заявление о развившемся в столице мужеложестве». Почему одним из получателей копии оказался М. Н. Островский? Возможно, в качестве министра государственных имуществ, поскольку «характеристика» одного из чиновников ведомства, А. А. Гусева, нарушает алфавитный порядок, принятый в вышеупомянутом списке. Но не менее вероятно, что в качестве председателя департамента законов Государственного Совета (хотя и с учетом его прежней должности), поскольку в 1890-е годы продолжались дебаты о новой редакции Уголовного Уложения и, в частности, вокруг статьи 995 «О мужеложестве».
К последнему выводу нас подталкивают даты, установленные в результате сравнительного анализа возраста включенных в список лиц. В частности, составитель записки указывает, что князю В. П. Мещерскому (1839–1914) на момент составления его досье 55 лет, то есть речь идет приблизительно о 1894 годе. Возраст других лиц указывает на значительно более ранние даты, видимо, совпадающие со временем заведения на них соответствующих справок: H. Л. Гавлюковскому (р. 27.10.1868) 22 года, А. А. Гусеву (р. 1843) 35 лет, С. И. Донаурову (1839–1897) 38 лет, А. А. Славину (09.01.1864 — 28.01.1891) 24 года, Б. С. Энгельфельду (1819–1895) 69 лет. Датирование документа 1894 годом вызывает единственное сомнение, связанное со смертью актера драматических театров А. А. Славина: нужно ли было включать в подобный список умершего? Если же речь идет о 1890–1891 годах (возраст Гавлюковского), то в случае князя Мещерского составитель его досье (или переписчик) допустил ошибку/описку. Хотя, конечно, бюрократия могла и не заметить таких «мелочей», как смерть актера. Учитывая принципы составления «биословаря», мы в любом случае сомневаемся в привязке К. Ротиковым даты составления документа к фигурирующим в досье событиям жизни Г. И. Депари — одного из его персонажей. Более или менее уверенно текст датируется концом 1890-го — 1894 годом.
Выше уже говорилось, что автор записки — начальник «Управления». О чем может идти речь? Вероятно, о Санкт-Петербургском губернском жандармском управлении (начальник его к 1890-м гг. — генерал-майор Виктор Иванович Оноприенко) либо Врачебно-по-лицейском управлении Министерства внутренних дел: таков характер сообщаемых сведений, собранных только в столице и предполагающих работу значительной агентуры. Что касается того, что полиция собирала информацию о гомосексуальной жизни Петербурга, то это сомнений не вызывает. В пособии «Судебная гинекология» В. Мержеевский пишет об истории шантажа двумя молодыми людьми датского подданного Ф., проживавшего в Санкт-Петербурге, о котором в полиции имелись сведения как о гомосексуалисте [483] . Но, судя по тексту документа, автор не сведущ в «медицинском» аспекте проблемы, как русской публике уже были известны сочинения врачей и судебных медиков, российских и иностранных — В. Мержеевского, В. М. Тарновского, Р. фон Краффт-Эбинга, Й. Л. Каспера и другие, — весьма различающиеся в трактовках, но тем не менее постепенно конструирующие «гомосексуализм» как самостоятельную патологию, а «гомосексуалиста» — как тип личности, что отражало изменения в медицинских воззрениях второй половины прошлого века [484] . Все это никак не отразилось на языке нашего чиновника, что позволяет усомниться в причастности одной из упомянутых институций — Врачебно-полицейского управления — к составлению бумаги. Автор записки имел достаточный чин, чтобы быть осведомленным о намерениях «ведомств Военного и Народного просвещения». Что касается адресата записки, то факт получения копии Островским указывает на интерес к такого рода информации высоких чинов в ранге министра, члена Государственного совета.
483
Мержеевский В.Судебная гинекология. Руководство для врачей и юристов. СПб.: Б. Г. Ямпольский, 1878. С. 252–255.
484
Подробнее об этом см.: Engelslein L.The Keys to Happiness: Sex and the Search for Modernity // Fin-de-Si`ecle Russia Ithaca; London: Cornell University Press, 1992. P. 130–144.
Вероятно, составитель документа либо стремился воспользоваться поступившим запросом в личных «политических» целях, либо учитывал интересы «Его превосходительства», либо и то и другое. Так, в качестве покровителей двух «голубых» упоминаются лица, самостоятельно в списке не фигурирующие, — начальник [Главного] Тюремного Комитета М. Н. Галкин-Врас[с]кий (55-летний служащий комитета Величко поддерживает с ним «хорошие отношения») и директор Императорских театров И. А. Всеволожский (1835–1909) (оказал протекцию по трудоустройству в его собственную дирекцию Бабину — «небогатому», но имеющему знакомства в «высшем кругу») [485] . Неудивительно, учитывая занимаемую им должность, что И. А. Всеволожский — персонаж дневников и переписки влиятельных лиц, близко связанных с одной из персоналий биографического добавления к записке — фаворитом Александра III князем Владимиром Петровичем Мещерским. Так, в РГИА хранится переписка Всеволожского и государственного контролера Тертия Ивановича Филиппова [486] . Последний именно на рубеже 1880–1890-х годов был тесно связан с Мещерским их общей интригой против обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева по внешнеполитическому вопросу о верховенстве Константинопольского Вселенского патриарха над болгарской церковью [487] . Т. И. Филиппов, которого многие рассматривали в качестве достойного конкурента Победоносцева на должность обер-прокурора, считался признанным знатоком церковных вопросов [488] . Разумеется, еще до открытого конфликта их отношения были натянутыми. Будучи вице-президентом Палестинского общества, опекавшего русских паломников в Святой земле, Филиппов, при посредничестве председателя общества великого князя Сергея Александровича, имел возможность предпринимать и некоторые практические шаги в церковных делах. Отметим, между прочим, что вел. кн. Сергей Александрович описывается знавшими его лично мемуаристами в весьма двусмысленных тонах: «нежный» юноша (в отношениях с братом Павлом); любитель носить корсеты; создатель, в бытность его московским генерал-губернатором, хора молодых офицеров [489] . Интересно связать эти намеки с информацией автора документа о тосте «за отсутствующих высокопоставленных покровителей общества и в особенности за одно высокопоставленное лицо, считающееся высшим покровителем», хотя, конечно, никаких прямых указаний на это «лицо» нет (но показателен сам факт сохранения инкогнито для столь откровенной записки). Как показывает переписка Победоносцева, обер-прокурор был раздражен вмешательством Филиппова в церковную политику и называл одним из авторов интриги кн. Мещерского. Мещерский же в мемуарах 1890-х годов описывает свой разлад с Победоносцевым как следствие сближения с Филипповым, обходя, однако, как «политическую» сторону дела, так и интимную подоплеку их конфликта. Из той же победоносцевской переписки известна история с молодым трубачом (подробнее всего из письма министра народного просвещения И. Д. Делянова) — будто бы главная причина разрыва их отношений. Дело получило широкую огласку летом 1887 года. Записки гр. Витте дают необходимые разъяснения о скандале [490] . Конфликт разгорелся между кн. Мещерским и гр. Ф. Э. Келлером вокруг молодого трубача из подчиненного графу лейб-гвардии четвертого стрелкового императорской фамилии батальона столичного гарнизона. Князь добился отставки военачальника, препятствовавшего ему видеться с любовником. Но позднее проведенное расследование подтвердило правоту графа Келлера, а слухи о деле быстро распространились по Петербургу. В дневнике Филиппова за 1892 год не раз упоминается и получатель записки М. Н. Островский, нередко бывавший у государственного контролера в гостях и пересказывавший ему деликатные подробности министерских интриг [491] . Таким образом, упомянутые в записке лица, их покровители вовлечены в серьезные политические интриги, и любой осведомленный высокий сановник не мог отрешиться от этой «злобы дня», читая публикуемый документ. Интересно, однако, и то, сколь малую роль сыграла собранная полицейская информация в перипетиях карьеры попавших в «черный список» лиц, как это видно из биографии и самого князя Мещерского, вновь оказавшегося «на коне» в конце 1890-х годов, уже при Николае II, и из фактов жизни менее заметных фигур. Например, А. А. Гусев, младший столоначальник Лесного департамента Министерства государственных имуществ, получил повышение по службе в 1886 году, спустя 8 лет после заведения на него полицейского досье, и стал старшим столоначальником (с 1884 г. — коллежский советник) того же департамента. В июне 1891 года он переходит к Филиппову в Госконтроль на должность чиновника особых поручений VI класса и позднее получает ранг статского советника [492] . Поэтому мы склонны предположить, что в тогдашней придворно-бюрократической атмосфере агентурная информация, наподобие собранной, могла использоваться главным образом в качестве «подспорья» в закулисных чиновничьих интригах.
485
О Всеволожском см.: Ротиков К.Указ. соч. С. 461–462.
486
РГИА. Ф. 652. Оп. 1. Д. 597. Три письма за 1885–1893 годы: из них два с просьбами о резервации мест в театре и одно — с настоятельным заступничеством за начинающего певца Шахламьянца (Л. 3–4 об.).
487
Письма Победоносцева к Александру III с приложением писем к вел. кн. Сергею Александровичу и Николаю II. Т. II. М.: Новая Москва, 1926. С. 190–191; Ламздорф В. Н.Дневник. 1894–1896. М.: Международные отношения, 1991. С. 333–334; Витте С. Ю.Воспоминания. Т. I: 1849–1894. Детство. Царствования Александра II и Александра III. М.: Изд-во соц.-эконом. лит., 1960. С. 307.
488
О Филиппове см.: Мещерский В. П.Мои воспоминания. Ч. III (1881–1894 гг.). СПб.: Ф. Кройс, 1912. С. 340–345; Витте С. Ю.Воспоминания… С. 307–309.
489
Вел. кн. Александр Михайлович.Книга воспоминаний. М.: Современник, 1991. С. 116; Витте С. Ю.Воспоминания… С. 200–201; Yousoupoff F.Avant I’exil. 1887–1919. Paris: Plon, 1952. P. 96.
490
К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. I: Novum Regnum. Полутом 2-й. М.; Пг.: ГИЗ, 1923. С. 673–674, 729–733, 849–850; Витте С. Ю.Там же. Т. III: 17 октября 1905–1911. Царствование Николая II. М.: Изд-во соц.-эконом, лит-ры, 1960. С. 582.
491
РГИА. Ф. 728. Оп.1. Д. 1. Л. 2–3 и др.
492
РГИА. Ф. 387. Оп. 3. Д. 28152. Л. 12, 223, 28, 38, 43–43 об.
II. О языке документа
Остановимся на особенностях риторики настоящего текста. Перед нами образец бюрократического письма без юридических или медицинских коннотаций. Автор, полицейский чиновник, пользуется понятием «мужеложество»для описываемого им явления. Происхождение слова — древнерусское: его наиболее ранней зафиксированной формой было «мужелогание»(впервые — в тексте XII века). Это понятие — «калька» древнегреческого arrenocoltiax— «соединение мужчин, самцов», «мужесцепление» — и, тем самым, означает определенное действие. В российской медицинской литературе конца XIX века «мужеложество», «содомия» и «педерастия» часто использовались как синонимы. Два последних имели более широкое применение и отличались известной неопределенностью значений, имея в виду и гомо-, и гетеросексуальные акты. «Мужеложество» как юридический термин могло описывать и гетеросексуальный анальный акт (казус, известный из определения Сената по делу Микиртумова в 1869 г.). В публикуемом документе это понятие охватывает как анальный, так и оральный секс, взаимную мастурбацию, мужской групповой секс и мужскую проституцию, означая известные телесные акты (но не более того!). При всей расплывчатости понятий можно утверждать, что автор далек от идеи патологической гомосексуальной личности и рассматривает то, что позднее назовут «гомосексуализмом» как недавно возникший и быстро распространившийся социальный порок («существует уже несколько лет»), свойственный «главным образом» «людям богатым, для которых сношения с женщинами сделались уже ненавистными». «Неимущие» и «молодые люди» — только «жертвы», кои «питают весьма часто глубокое презрение к подобного рода промыслу, но отдаются ему тем не менее, хотя и с отвращением, ради выгод и приобретения средств к веселому и легкому существованию». Эта картина сексуального поведения куда больше напоминает взгляд на человеческое тело как социально, а не биологически детерминированное, распространенный в анатомических и медицинских трактатах до середины XVIII века, нежели современные автору европейские «натуралистические» представления. При этом, правда, важно отметить, что медицина 1880–1890-х годов также оставляла широкое поле для понимания гомосексуализма лишь как социального порока: например, В. М. Тарновский уделял значительное внимание «приобретенной педерастии» [493] . В свою очередь, тема социально-имущественного расслоения стала доминировать в размышлениях российской образованной публики после эпохи Великих реформ, в годы быстрого экономического развития при Александре III (1881–1894). «Купеческая» драматургия А. Н. Островского, «крестьянская» литература, социальные романы Л. H. Толстого так или иначе обратились к обсуждению болезней «капитализации» страны. Появление слоя неимущих, но праздных горожан, «людей дна» также «оформилось» в самостоятельную тему публицистов и писателей. В отличие от распространенного в западноевропейских текстах имиджа опасного «люмпен-пролетария», которого необходимо надежно изолировать и контролировать как источник беспорядка и болезни, в т. ч. для буржуазного семейства, в России часто используется иная конструкция — развратный «буржуа»/бюрократ/дворянин разлагает традиционную народную нравственность. Имея богатую предысторию в славянофильской традиции, эта идея была подхвачена и консерваторами с их антибюрократической риторикой, и осторожными либералами с их противоречивым идеалом Запада, и революционерами с дорогим их сердцу крестьянином-общинником, а позднее — пролетарием. Конечно, существовало и близкое соответствующим европейским текстам видение предмета, но в подчеркнуто умеренных тонах и с более чем немногочисленным кругом сторонников (по крайней мере, до 1907–1917 гг.). Эта же специфика отличает и русские медицинские и юридические тексты о проституции и гомосексуализме (при всех их отличиях друг от друга). Мы не стали бы утверждать, что такой взгляд на вещи заимствован нашим чиновником из каких-то текстов, — речь идет о «духе времени».
493
Тарновский В. М.Извращение полового чувства. Судебно-психиатрический очерк // Вестник клинической и судебной психиатрии и невропатологии. Вып. II. СПб.: К. Риккер, 1884. С. 44–68. Ср. с концепцией В. М. Бехтерева: Бехтерев В. М.Лечение внушением превратных половых влечений и онанизма // Обозрение психиатрии, неврологии и экспериментальной психологии. 1898. № 8. С. 587–597.
Тема «заговора», опасной «приватности» происходящего — еще одна связующая нить текста записки. «Развратники» «с одного взгляда узнают друг друга по некоторым неуловимым для постороннего приметам, а знатоки могут даже сразу определить, с последователем какой категории теток имеют дело». У них бывают «собрания»,«вечера» и «балы» в различных местах города, есть нечто вроде «клуба»в одном ресторане (видимо, в ресторане Палкина), « высокопоставленные покровители», соединяющие общество «сводни»и даже «особого рода клятва»,наподобие масонской,обязывающая «помогать» и «доставлять места» друг другу. «Разврат» скрывается«под благовидным покровом частныхсемейных вечеров и кутежей в гостиницах». Для пополнения своего круга молодежью члены общества «не щадят, как известно, никаких средств». Впоследствии некоторые их жертвы кончали самоубийством, а другие — «в лучшем случае» — «покидалиродительский дом, чтобы жить отдельнона счет своих содержателей-теток, и затем уже бесследно исчезалидля своих родных надолго, если не навсегда». Опасное общество разрушает и другой традиционный институт — армию, подрывая отношения субординации и «строгой дисциплины» в войсках.
Предложить более или менее убедительную интерпретацию этого настроения можно, учитывая как недавний, так и более отдаленный исторический контекст. Страхи перед тайными обществами разного рода, но с неизменно — для власть предержащих — разрушительными, «революционными» намерениями появились в России после Великой Французской революции и в еще большей мере в конце царствования Александра I и при Николае I. Напомним, что именно в 1822 году было запрещено российское масонство.
Однако еще более важными представляются события 1860–1880-х годов. Деятельность тайных революционных организаций при Александре II, повлекшая за собой в конце концов гибель царя, и расцвет идеологии консерватизма в России заслуживают в этой связи особого внимания. В условиях быстрого разрушения традиционного общества автору записки главные угрозы видятся в постепенном овладении «развратниками» государственным аппаратом, подрыве основ армии и семьи, то есть прежде всего отношений патриархальной власти. Кроме того, на страницах документа отразились сложные отношения между едва народившейся протобуржуазной общественностью и государством; коллизии, связанные с появлением грани между публичным и приватным. В этом смысле в документе не усматривается специфически российских особенностей: подобные страхи широко распространились и в меняющейся Европе. Конкретно тема масонства могла прийти на ум полицейскому чиновнику и в связи с возрождением интереса к старому русскому масонству, и в связи со скандалами, сотрясавшими французское общество эпохи Третьей республики, о чем в России были осведомлены. Последнее даже более вероятно, поскольку сомнительно, чтобы полицейский чин со столь неизощренным языком читал научные трактаты по истории отечественного масонства.