Чтоб знали! Избранное
Шрифт:
Я не могу сказать, как ты, что неодушевлённые предметы мне ближе, чем одушевлённые, но и я задумываюсь о предметах, и в особенности о мусоре, о его судьбе. Вот смотрю на выброшенную коробку, в которой был подарок, – как на тело, в котором была душа. Или на шмотку, которая лапала тело, а теперь отброшена как рвань. Всё один путь. Старые вещи, как старые люди – беспомощны и неподвижны.
Никогда нельзя сказать наверняка, мертва ли вещь или ещё жива, а потому страшно их выбрасывать, представляя, как, из чего, и когда и кем были они сделаны, думая, что, может быть, где-то они могут ещё пригодиться.
А теперь – последние любовные известия. Приехала Зойка! Дело было так. Когда я увидел её, выходящую из прямой кишки, ведущей из самолёта,
Она меня тоже не сразу узнала. Я на фотографии с усами, моложе, с шевелюрой, и фото ужасно плэйбоевское получилось. Это меня баба (Ким звали), влюблённая в меня по уши, снимала у себя на диване, предчувствуя, что я её скоро похерю, – вот и хотела запастись моей фотографией, чтобы знакомым показывать: «Вот какой мужик меня ёб», – и потом дрочить, глядя на неё. Помню, Ким приготовила в саду на жаровне стейк, самое дорогое мясо купила. Я, правда, ей помог занавески развесить в доме, и она небось уже планировала, как со мной вместе жить будет и как я буду по хозяйству стучать, да прибивать, да пилить. Хуй! Но она с такой готовностью и инициативой отсасывала мне и так мне в рот смотрела, что удобством этим соблазняла меня около года. Любила она мне ещё анус лизать – это уж совсем нечасто случается среди самок. А кончала она лучше всего с вибратором, сидя на мне. Но больше оргазма она любила прижиматься, обниматься, целоваться. Я это тоже люблю, но с той, что по душе, а с этой совокупиться – уж ладно, но подолгу ласкать – руки не поднимались, только хуй. Чтобы заслужить мою любовь, она даже согласилась со мной на оргии ходить – я ей всё на мозги капал, что разнообразие мне требуется. А в действительности я использовал её как пропуск на оргии, куда не пускали одиноких мужчин, а только с бабой. Но не врал я ей никогда, что люблю её, хоть и просила она, – язык не поворачивался, опять же, только хуй. Ебу – и будь довольна; можешь меня на людях иногда показывать, и будь счастлива.
Уговорил я её согласиться на поиск пары, чтобы вместе пообщаться. Для этого я поместил объявление в газете. Получил я сначала письмо с фотографией смазливой девицы, которая хотела с нами встретиться. Она якобы замужем, но муж не возражает, а более того, любит её выпускать порезвиться. Однако сложность будто бы в том, что она немая, и за неё должен говорить муж. Я ответил ей до востребования (адреса она не указала), чувствуя подвох. Через неделю опять письмо, что будто бы она-то хочет, но вот муж её сначала желает нас проверить и предлагает нам встретиться в порнокинотеатре, куда он тоже явится во время сеанса и подсядет к нам и проверит. Тут мы, конечно, уразумели, что никакой немой нет, а есть мужик, который хочет поживиться.
Пришло и другое письмо, где уже был телефон, и текст вразумительный. Писала опять женщина. Я позвонил, и милый неглупый голос предложил встретиться вчетвером в кафе. Я с моей зазнобой притащился, и явилась женщина лет тридцати с мужчиной, суетящимся от нервозности. Он всё ёрзал на стуле, будто у него жопа чесалась. Люси (так звали женщину) была черноволосая, не то что моя – светло-рыжая, и чёрные волосы были как-то старомодно, по-монашески, выложены вокруг головы. Разговор оказался непринуждённым, и, выпив по коктейлю, Люси предложила поехать к ней, искупаться в горячем бассейне во дворе её дома. Она дала нам адрес и объяснила, как к ней добраться. Мы ехали на машине следом, стараясь её не потерять. Нервный мужик ехал в своей машине, позади нас. Дом оказался богатым. Невротик запаздывал. «Наверно, потерялся», – пояснила улыбаясь Люси, но он,
Мы расселись на диване, и Люси налила нам выпить. Она собиралась в юности в женский монастырь, и за неделю до того, как она должна была отказаться от всего мирского, Люси нарвалась на своего будущего мужа, который не только лишил её девственности, но и довёл за ручку, а вернее за ножку, до оргазма. Монастырь полетел ко всем чертям, и Люси выбежала замуж.
Её десятилетний сын уже спал.
С мужем, которым она пресытилась через год, у неё был договор не вмешиваться в личную жизнь друг друга. Установили распорядок, по которому либо он, либо она исчезали на ночь, а оставшийся супруг мог делать что хочет, приглашая кого хочет. Такая система была создана во имя сына, по совету мудреца-психолога, к которому они обратились в последней попытке сохранить семью, когда им уже стало невмоготу от своей моногамии.
А суетящийся мужик всё не появлялся.
Люси предложила его не ждать и залезть в бассейн, который был, по сути дела, большой бочкой, наполненной горячей водой. В ней можно было стоять и сидеть, но лечь места не хватало, впрочем, на то и был расчёт. Люси показала пример и разделась догола, и я, сразу забыв о моей спутнице, пожирал глазами хозяйкино тело, которое было далеко не идеальным, но зато новым. Мы сошли с веранды в холодную ночь, но тут же прыгнули в дымящуюся бочку, и жар обдал нас и стал спасительным укрытием от холода.
Я обнял и поцеловал Люси, и она заворочала языком у меня во рту. Моя спутница, которую мне даже не хочется упоминать по имени, настолько я был к ней равнодушен, стала целовать меня в шею, пока мы с Люси пробовали друг друга на вкус. Люси ухватила меня за член и, удовлетворившись его состоянием, предложила перебраться в кровать. Мы, мокрые, побежали к полотенцам и стали обтирать друг друга. Я почувствовал, что должен быть благодарен Ким за это приключение, обнял её и поиграл с её клитором. К сожалению, то ли у Люси не было лесбийских наклонностей, то ли Ким её не привлекала, но Люси была заинтересована только мной. В конце концов получилось так, что Люси встала на четвереньки, а я, естественно, пристроился сзади и почувствовал, что Ким растягивает мне ягодицы и засовывает свой язык в анус, двигая своё лицо туда и обратно, вслед за моими бёдрами. Но она знала, что, когда на меня обрушивается оргазм, я не люблю двигаться, а предпочитаю замереть, вдавившись в полость и вкушать спазмы, которые идут уже автоматически и больше не требуют движения. Ким изучила это и теперь хотела прочувствовать мои спазмы языком, не будучи толкаема моими бёдрами взад-вперёд, а замерев вместе с ними. Здесь она была молодец, ничего не скажешь. В такой ситуации не «третий – лишний», а «третий – лижет».
Вот кто была Ким, по чьей фотографии и представляла меня Зойка. Извини, что отвлёкся на «Я вспомнил Вас и влез в живое…». Ненавижу звучание имени «Зоя». Зудящее, занудное имя, и оно ей вполне подходит.
– А я вас почти не узнала, – сказала она.
– Не скромничайте, – сказал я.
И мы пошли на стоянку машин, а по пути зашли в туалет, каждый, увы, в свой, ей не терпелось. Череда мужчин у писсуаров. Вдруг раздаётся женский голос из репродуктора в потолке об изменении расписания какого-то полёта. Странное бесстыдное вторжение женщины в мужские места. Хотелось большего, чем только голос.
У Зойки была с собой одна дорожная сумка, так что не надо было торчать у багажной карусели, глядя на вращение которой, отверстие начинало блевать чемоданами.
Говорила Зийка голосом скрипучим и надуманным, каким говорят глупые учительницы. Так и хотелось ей хуй в рот засунуть, чтобы заткнулась. Я снял ей номер в мотеле. Не хотелось мне её к себе поселять. Мало ли, осточертеет или ломаться станет, и тогда не избавиться будет, а так – станешь носом вертеть – оставайся у себя в мотеле и жди обратного рейса, бери такси и добирайся до аэропорта сама.