Чудак на холме
Шрифт:
– Кто вы? – похоже, раненый всё ещё не понимает, где находится. – Полиция?
– Нет! Ангелы небесные спустились, чтобы забрать тебя в ад! – Штрудель сдвигает кислородную маску в сторону, хватает его за подбородок и поворачивает голову к себе. – Ответишь на мои вопросы, будет тебе поблажка – вместо пяти пожизненных получишь одно.
– Почему пять? – удивляется тот, сразу приходя в себя. – Я никого не убивал!
– А это ещё доказать надо! Оружие в руках было?
– Нет.
– Врёшь! Там видеокамеры повсюду.
– Ну,
– Значит, отвечаем на мои вопросы? Принимается в зачёт только правда.
– Я ничего не знаю.
– Все так говорят перед применением пыток. Ответ ожидаемый, но неправильный… Ты лично знаком с Элираном Розенталем?
– Не очень хорошо. Ну, видел несколько раз.
– А кто тебе деньги платил за работу? Разве не он?
– Его племянник Янив. Он у него правая рука.
– Это мы и без тебя знаем, – Штрудель явно блефует, потому что племянника убитого мафиози ребята из отдела по борьбе с наркотиками, может, и знают, но убойщиков об этом никто не информировал. – Твой Янив погиб в перестрелке, а тебя удалось спасти. Цени это…
– Спасибо…
– На здоровье. Тогда следующий вопрос: опиши мне внешность Элирана Розенталя.
– Неужели у вас нет его фотографии?
– Не слышу ответа, – Лёха окончательно сдёргивает с лица раненого кислородную маску, которую тот всё время пытается натянуть на нос. – Пока не ответишь, мы от тебя не отвяжемся.
Парень начинает глотать воздух и задыхаться:
– Мне плохо, позовите врача. Я не могу дышать, мне больно…
– Будет ещё больнее, – Штрудель демонстративно тянется к капельницам. – Сейчас потихоньку начну выключать тебя, а?
– Хорошо, расскажу. Только маску верните… Что вы хотите узнать?
– Возраст, внешность, рост, манеру разговора – всё, короче.
Лёха лезет в карман за портмоне, извлекает фотографию Розенталя и суёт мне.
– Возраст – лет тридцать, может, сорок, – начинает парень. – Не старый ещё…
Разглядываю фотографию – там снят полный пожилой дядька, которому на вид не меньше шестидесяти лет. Морщинистое загорелое лицо и короткий седой ёжик. Левый глаз немного косит.
– Подожди, – обрываю его, – ты давно на него работаешь?
– Всего две недели, – парень с опаской поглядывает на меня и на всякий случай прикрывает глаза, – раньше у них какие-то проблемы были, и они сидели тихо. Но я об этом ничего не знаю. А потом снова стали набирать бойцов. С Янивом мы вместе в школе учились, вот он и позвал меня.
– Значит, раньше ты Розенталя не видел?
– Говорю же, что нет.
Лёха понимающе кивает головой и продолжает допрос:
– Вопрос остаётся прежний. Расскажи о его внешности – лицо, волосы и остальное. Рост, телосложение, какие-то запоминающиеся детали – наколки, голос…
– Рост у него средний, сам крепкий, но не толстый. Видно, боксом или борьбой занимался… А вы что, ничего про него не знаете? Он же меня потом достанет и убьёт, где бы я ни оказался!
– Пока что ты оказался здесь, а мог бы с остальными твоими собратьями сейчас прохлаждаться в морозилке морга!
– Всё равно ничего не буду больше рассказывать! Я жить хочу, – но заметив, как рука Штруделя снова тянется к кислородной маске, парень торопливо продолжает: – Лицо у него обычное, только нос поломан – ну, как у всех боксёров. Волосы русые, очень короткие, залысины есть. Что ещё? Глаза светлые, но взгляд какой-то странный. Даже когда в твою сторону не смотрит, кажется, что сверлит тебя…
– Голос?
– Голос обыкновенный. Говорит медленно, но очень внятно. С пол-оборота заводится, и тогда уже – крик.
– Что ещё?
– Всё вроде бы.
– Да, небогато, – Лёха вопросительно смотрит на меня и разводит руками. – Но мне кажется, что на фотографии совершенно другой человек.
– Это я уже понял, – подсаживаюсь поближе к раненому и пытаюсь изобразить из себя доброго полицейского: – А скажи-ка, приятель, ты видел, как с ним его родственники общаются? Ну, тот же самый племянник Янив?
– Обыкновенно общаются. Как родственники. А что тут может быть странного? – парень беззвучно шевелит губами и открывает глаза. – Да, я забыл сказать, что у него на правой руке наколка. Ближе к локтю.
– Какая?
– Скорпион.
– Нарисовать сможешь? – сразу оживляется Лёха.
– Я рисовать не умею. Наколка как наколка. Будто гвоздём нацарапана. За такую грубую халтуру в сегодняшних тату-салонах голову оторвут…
Лёха провожает меня до дома. Уже около подъезда он выбирается из своей машины и подходит к моей:
– Что думаешь обо всём?
Неторопливо выползаю из своей развалюхи, которую гордо припарковал рядом с его новенькой «хондой», и закуриваю сигарету:
– Тут два варианта. Или банду наркоторговцев, лишённую своего главаря, возглавил кто-то новый, чьи приметы тебе сейчас описали, или показали свои рожки новые проделки профессора Гольдберга с переселением душ, чего мне, честно признаюсь, совершенно не хочется. Да я и не очень в это верю. Но даже с первым вариантом масса вопросов… Как, например, крайне закрытая группа смогла принять совершенно постороннего человека и доверить ему управлять собой? Расскажи такое кому-то из местных, тебя просто засмеют.
– Меня бы всё равно больше устроил первый вариант безо всяких загробных заморочек Гольдберга.
– Пока меня не будет в стране, ты бы по полицейской базе пошуровал. Вдруг наш «боксёр» где-нибудь засветился. Да и наколка на руке… Что-то мне всё это очень не нравится. Дурно попахивает. С другой стороны, хотя бы есть, за что зацепиться. Но не дай бог, если Гольдберг опять вышел на тропу войны…
– Значит, всё же не отбрасываешь вариант, что переселение душ реально? Не исключаешь такого поворота событий?