Чудаки и дороги
Шрифт:
Я покрутил в руках кусок свинца и сказал:
– Значит, там было что-то очень важное, если они пустили в ход свой козырь.
– Что это было?
– Это огнестрельное оружие. Которое стреляет при помощи пороха, далеко и сильно кидает вот такие пули.
Тут же пришлось на пальцах объяснять, что такое порох, пули и железная труба. Тыгын отмахнулся.
– И не важно, как оно стреляет. Важно то, что они убивают моих людей издалека.
Я хотел порасспросить пацана, как часто стреляли, но потом оставил эту тему. Он всё равно ничего не помнит, там для них был сплошной ужас, летящий на крыльях ночи. Я ответил
– Неважно, что они издалека и убивает. Убивают люди, а всё остальное - это инструменты для убийства. Важнее то, что твои люди и кони не приучены к сильному грохоту, поэтому пугаются и вносят неразбериху в ход сражения. Если я правильно понял, у бандитских ружей не очень большая скорострельность и точность.
Понятно, что оружие у мятежников - не нарезное, и, тем более, не автоматическое. Хотя как знать, долго ли его ждать. А для гладкоствола - важнее знать, был ли у них унитарный патрон или они пользовались более простыми решениями. Я нарисовал на земле, как смог гильзу от ружья.
– Надо послать человека в Хотон Урях, чтобы он попытался найти вот такие штуки в тех домах, откуда стреляли. А ещё надо учить лошадей и людей не бояться сильного и резкого грохота. Иначе твои кони сами людей потопчут, если придется ещё раз столкнуться с огнестрелом.
Тыгын после моих объяснений успокоился. Всё-таки сильный мужик. Для него было достаточно объяснений, что это стреляли люди, а не какие-нибудь абаасы или, того хуже, дэвы, а уж с людьми-то он ещё поборется. И, что странное, он не потребовал немедленно себе такого же оружия. Потом отправил парня восвояси, а у меня спросил:
– Как прошло путешествие? Что ты видел?
Я доложил Тыгыну свои наблюдения, сделанные в аулах. И даже сообщил своё скромное мнение:
– Я не знаю, на что надеются мятежники. Народ спокоен и доволен своим житьём. Наша деятельность принесла свои плоды - теперь агитаторов просто ловят, и даже самым тупым понятно, что их подбивают на нарушение закона Отца-основателя.
– Вы готовы выступать? Скоро соберутся все акыны и сэри. Праздник будет. Много народу собирается.
Я вздохнул. Тут, блин, война на носу, а у них праздник. Хотя, что это я. У них война - это просто разновидность праздника. Никак не привыкну.
– Мы готовы. Арчах и Боокко уже сами выступают, без моей помощи. И даже есть первые результаты - в Хастахе нам сдали мятежников жители. Без всякого понукания, а исключительно по доброй воле и в соответствии с Законом Отца-основателя, да пребудет с ним слава.
Улахан Тойон удовлетворённо хмыкнул.
– Тут недавно приволокли Жёлтоповязочников. Пришлось выдать деньги. Значка не было. Это ты с Бэргэном выдумал - значки давать?
– Я и придумал. Пусть все видят на груди у боотура знак доблести и уважают его. Можешь, кстати, и целиком какой-нибудь род награждать. Будет неувядаемая слава.
А сам я чуть не рассмеялся. Краснознамённый трижды Ордена Тыгына род какой-нибудь серой белки. И тут же продолжил мысль:
– Надо в таком случае для разных подвигов разные ордена придумать и награждать отличившихся. Народу понравится.
Тыгын уже быстро сообразил, как такой важный стимул приспособить к собственному авторитету.
– Ты иди. Я подумаю. Приходи на ужин.
Хитёр, гад. Уже он подумает!
– Хорошо, уважаемый Улахан Тойон, я обязательно приду.
И я отправился по своим делам.
11
Простите мой нижегородский.
Я хотел кивнуть ей и вежливо разойтись на встречных курсах, но, видать, у Сайнары были иные планы.
– О, Магеллан Атын! Приветствую тебя, да пребудет с тобою милость Тэнгри и Отца-основателя! Был ли удачен твой путь?
– а сама бровками играет и вроде бы строит мне глазки.
Мне это совсем не понравилось. Я, конечно же, мог бы и пойти на поводу своих шаловливых ручек, но где-нибудь на отшибе, подальше от дедушки и его головорезов. Так что ответил Сайнаре достаточно прохладно:
– И с тобой пусть пребудет слава Тэнгри. Добрались мы благополучно. Извини, у меня дела.
Сайнара иронически хмыкнула, но дорогу уступила. Зато в спину мне сказала:
– Тебя, говорят, осчастливила своим вниманием моя тётка, Харчаана-хотун? И что она в тебе нашла?
– Она ошиблась с выбором, - я развернулся к Сайнаре.
Нашла время мою личную жизнь обсуждать. Но Сайнара, похоже, имела свой план беседы.
– Ты обещал мне научить Дао и новой песне! Ты обещал рассказать, откуда комисаар берётся!
Вот упрямая, а? Всё запомнила. Хотя Дао Любви - это, пожалуй, то, что доктор прописал. Лишения, постигшие меня во время путешествия по областям, а именно, отсутствие доступных женщин, меня несколько выбило из колеи, и мысли, вольно или невольно, скатывались в одну сторону. Тем более что Сайнара - вот она, рядом, да гори синим огнём её дедушка и степные нравы.
Я предложил ей уединиться где-нибудь в беседке, увитой романтическим плющом и обсудить все вопросы, которые у неё накопились. Беседка такая уютная. Внутри всё по-людски: ковры, низкий столик, множество мелких подушечек, в общем, место для приятного времяпровождения. Не успели мы войти, как нарисовались служанки, принесли всякие сладости и заедки, кувшинчик вина и фрукты. И тут же, стрельнув в меня глазками, исчезли. Мне как-то кажется, что вся эта постановка была заранее спланирована, а меня просто развели, как мальчика. Но эту крамольную мысль я отбросил, как несущественную, ибо в никакое противоречие она с моими планами не входила.
Сайнара налила в пиалки вина и отщипнула виноград.
– Рассказывай, Магеллан Атын, почему тебя чужаком твои кулуты называли?
– Потому что они дикие и необразованные люди. У них все, кто не в их шайке - чужаки, - попытался увильнуть от ответа я.
Но это бесполезно. Сайнара приготовилась к допросу вполне качественно, ни одну мою оговорку не пропустила. Да-а, пить надо меньше. Все наши беды - от таких вот умных девок, которые подслушивают пьяные излияния попаданцев. Я с горя приложился к кувшинчику.