Чудес не бывает
Шрифт:
Ну-ну, подумалось мне.
Граждане тоже несколько скептически слушали толстяка. Когда они отогрелись, я стал ощущать легкий запах чеснока и боярышника, исходящего от них.
Трое подростков жались в середке, бледные, какие-то даже больные на вид, похудевшие. Те, которых мы прогнали в свое время.
Я разглядывал их без особенной жалости. Вернее, жалея, но мстительно. Зачем ребенка обижали, мысленно говорил им я. Собаку зачем забили?
Когда начальник стражи устал расхваливать свою заботу о жителях,
Старший из стражников, почетный гвардеец, встал, отвесил деду поклон (Арбин кивнул) и начал рассказывать, показывая на парней. Оказалось, что это его дети.
Те иногда поднимались, открывая подживающие раны, и на меня косились испуганно.
Глядя на них, я с трудом сдерживал улыбку. Хотя, представив, каково им проходилось при встрече с кровожадным упырем, я невольно сочувствовал им. Бедняги!
Почтенный гражданин неторопливо, обстоятельно описывали бесчинства живого трупа. Никого, кроме этих, не кусал, ни на кого больше не нападал, а к этим и в дом залезет, и в лесу их подкараулит, и на кладбище заманит ночью! Ничего не помогает от него из арсенала известных средств.
Напуганные этим горожане решились раскопать могилу и вбить в труп кол, после чего сжечь. И нижайше просят выделить им хорошего мага, чтобы присутствовал при том, как белый конь станет определять могилу упыря. Чтобы все по правилам, официально, и никаких претензий со стороны Лиги…
Дед слушал, кивая.
–Да-да, - сказал он, когда старики закончили.
– Я как раз обсуждал ваш вопрос с Юхасом.
– Он указал на меня.
– Он - лучший. И согласен пойти с вами.
Я постарался остаться спокойным.
Я был потрясен.
Стражники высказали надежду, что, может, кто-то из преподавателей…
–Нет, - сказал дед твердо.
– Если упырь и есть, то неопасный. А Юхас справится с десятком настоящих.
Жители - делать нечего - стали кланяться.
Начальник стражи пообещал лично провести церемонию и проследить за порядком.
Дед встал и всем по очереди жал руки. Всех и каждого он лично проводил до дверей, в том числе и меня. Каждому на прощание сказал нечто утешительное, меня же просто похлопал по плечу.
–Тебе полезно, - сказал он, накинув мне на плечи свой плащ.
– Это разве упырь? Иди с Богом!
И захлопнул дверь.
Кажется, в компании я стал важной персоной. Во всяком случае, толстяк начальник подхватил меня под руку и потащил, о чем-то громко рассказывая. Только я ничего не слышал, занятый своими мыслями. Кивал головой и мямлил: "Конечно-конечно".
Шли мы долго.
Бородач оказался сальным и потливым, от него несло пивом, что раздражало меня. А его речь, слушай я ее, усыпила бы меня.
Почтенные граждане сзади нас жаловались на погоду, обсуждали цены на урожай.
Жертвы шли молча, их страх и надежда избавиться от него проникали сквозь мою защиту.
Когда мы пришли на кладбище, народ толпился вокруг белого коня, который довольно безучастно косил глазом, принимая от детей хлеб. Матери отгоняли чад, но те возвращались снова и снова. Наверное, происходящее захватывало детский дух и заставляло, несмотря на страх, остаться. К тому же - ведь не ночь, правда? Чего бояться?
Пришел молодой священник из новой церкви.
С нашим приближением шум затих.
Народ изучал меня, я чувствовал, что с недоверием.
Впрочем, меня это мало смущало. Я увидел в толпе Тики с Микой и помахал им. Тики был бледен, Мика румян и весел.
Начальник стражи взобрался на чью-то могилу и начал речь. Он представил меня и долго говорил об объединении города и деревни. Народ деликатно помалкивал, в нетерпении переступая с ноги на ногу. Всем хотелось быстрее закончить и вернуться к делам.
Наконец приступили.
Ни разу не споткнувшегося жеребца выпустили, во множество глаз следя, какую могилу он не переступит. Священник перебирал можжевеловые четки, запах которых я слышал, так как стоял радом, и шептал молитвы.
Конь гулял по кладбищу.
Около часа за ним следили напряженно, потом, видимо, устали. Начали шептаться, а потом и переговариваться вполголоса, расселись по скамеечкам и могильным плитам.
Конь гулял себе, пощипывая травку.
Еще через час кто-то не выдержал, схватил коня за узду и стал водить по кладбищу. Тучи разошли, вышло солнце, стало тепло. Люди достали откуда-то еду, устраиваясь.
Коня водили. Я следил за ним, но пока что ни одна могила отмечена не была.
Еще через час все поели, отдохнули и вернулись к наблюдению.
Еще через полчаса конь закончил обход кладбища. Могилу определить не удалось.
Вокруг меня, начальника стражи и почетных граждан сгрудились возмущенные мужики.
Самые горячие головы предлагали вскрывать каждое захоронение, жители из солидных настаивали только на недавних могилах. Вспоминали, кого как хоронили, кто был рыжим, кто неженатым, кто и при жизни людям покоя не давал…
–Народ, - сказал я.
– Идите по домам, вас дела ждут. Сегодня ночью я разберусь с вашим упырем.
Шум поднялся больше прежнего.
Шумели долго, обстоятельно, кто-то даже засомневался, тот ли я, за кого себя выдаю. Призвали было священника окропить меня святой водой, но устыдились и не стали.
Священник ушел, горожане, еще пошумев, забрали жен и детей и ушли. Зеваки из деревни постояли, посмотрели, забрали коня и тоже ушли.
Я успел отловить Тики с Микой за спиной пыхтящего начальника стражи, который, продолжая свои речи для себя самого, шагал прочь, сопровождаемый стражниками. Все трое позвякивали.