Чудеса Антихриста
Шрифт:
Но Гаэтано просил ее взглянуть, как прекрасно вырезано изображение. Заметила ли она, как взъерошены от гнева крылья архангела и как Люцифер вонзил свои когти в стальные латы на его ноге? Видит ли она, как Сан-Микелэ поднял свое копье, как он наморщил лоб и сжал губы?
Он хотел положить ей в руку маленькое изображение, но она мягко отстранила его. Она видит, что это изображение прекрасно и чудотворно, сказала она, но она знает, что оно не может ей помочь. Она благодарит его за подарок, но не принимает его.
Тогда Гаэтано взял изображение, завернул его и поставил на прежнее место.
И он
Тогда он спросил, зачем она покупает восковую свечу, если она неверующая? Или она хочет этим показать, что не верит в Сан-Микелэ? Но разве она не знает, что он самый могущественный из ангелов, что он победил Люцифера и низверг его в Этну? Или она сомневается в истинности этого? Или она не знает, что в этой битве Сан-Микелэ потерял одно перо из своего крыла и оно было найдено в Кальтанизетте? Знает она это или не знает? Что же хочет она сказать тем, что Сан-Микелэ не может ей помочь? Может быть, она думает, что ни один святой не может ей помочь? И для этого стоит он целый день в мастерской и вырезывает святые изображения. Стал бы он это делать, если бы они были не нужны? Или она думает, что он обманщик?
Но Микаэла была такой же глубоко верующей, как Гаэтано, слова его показались ей несправедливыми, и она горячо возразила ему:
— Случается иногда, что святые не помогают, — сказала она. И, видя, что Гаэтано недоверчиво смотрит на нее, она почувствовала непреодолимое желание убедить его, и она рассказала, как ей обещали именем Мадонны, что отец ее будет наслаждаться беззаботной старостью, если она будет верной женой дону Ферранте. А теперь муж хочет отправить его в братство, где все бедно, как в богадельне для бедняков, и строго, как в тюрьме. И Мадонна не помогает ей, через неделю он должен уехать.
Гаэтано участливо слушал ее. Это-то и побудило ее рассказать все свое горе.
— Донна Микаэла, — сказал он. — Вы должны обратиться к черной Мадонне в соборе.
— Неужели вы думаете, что я уже не молилась ей?
Гаэтано покраснел и сказал почти гневно:
— Уж не хотите ли вы сказать, что вы напрасно обращались к черной Мадонне? — Последние три недели я напрасно молилась и просила ее.
Говоря это, донна Микаэла почти задыхалась. Ей хотелось плакать о самой себе, потому что она каждый день ждала помощи и обманывалась, и все-таки не знала ничего другого, как снова и снова прибегать к молитве. И по ее лицу видно было, что она снова переживала те страдания, которые она испытывала каждый день, видя, что мольбы ее не исполняются и время уходит.
Но Гаэтано не был этим тронут, он улыбался и барабанил пальцами по стеклянному ящику, стоящему на прилавке.
— Вы только просили Мадонну? — спросил он.
Только просила, только просила! Она обещала покаяться во всех грехах и исправиться. Она ходила в ту улицу, где жила прежде, и ухаживала за больной женщиной, у которой была рана на ноге. Она не проходила мимо ни одного нищего, не подав ему милостыни.
Только просила! И она сказала, что, если бы Мадонна хотела ей помочь, то она, конечно, удовольствовалась бы и одними молитвами. Она целые дни проводит в соборе. А страх и тревога, которые терзают ее! Разве они ни во что не считаются?
Он только пожал плечами. Она не пробовала ничего другого?
Ничего другого? Она перепробовала все, что только есть на свете. Она приносила ей в дар серебряные сердца и восковые свечи. Она не выпускала из рук четок.
Гаэтано возмущал ее. Ни на что это он не обращал внимания и только спрашивал:
— И ничего больше? Ничего больше?
— Но вы должны понять, — говорила она, — что дон Ферранте не дает мне много денег. Я больше ничего не могу сделать! Мне удалось, наконец, купить шелку и шелковых шнурков, чтобы вышить покров на алтарь. Вы должны же это понять!
Но Гаэтано, который все дни проводил в обществе святых и знал, каким страстным рвением и трудом добивались они, чтобы Господь исполнил их просьбы, только смеялся над донной Микаэлой, которая думала, что можно тронуть Мадонну восковыми свечами и покровом на алтарь.
Все это ему хорошо знакомо, возражал он. Все ее поступки ему вполне ясны. Так всегда бывает с бедными святыми. Весь мир взывает к ним за помощью, но только немногие понимают, как надо поступать, чтобы быть услышанными. А потом начинаюсь говорить, что святые бессильны. Только те получают помощь, кто знает, как надо молиться.
Донна Микаэла смотрела на него в нетерпеливом ожидании. В словах Гаэтано пылала такая сила и убежденность, что она начала думать, что он научит ее нужному, все разрешающему слову.
И Гаэтано взял свечу, лежавшую перед ней на прилавке, бросил ее обратно в ящик и сказал, что ей нужно делать. Он запретил ей носить дары Мадонне и молиться ей или помогать чем-нибудь бедным. Он сказал, что разорвет покров, если она сделает на нем хоть еще один стежок.
— Покажите ей, донна Микаэла, что тут дело идет об очень важном, — говорил он и глядел на нее с настойчивой силой. — Господи Боже, вы должны найти что-нибудь, чтобы доказало ей, что это серьезное дело, а не пустяки. Вы должны ей показать, что вы не хотите жить, если она не поможет вам. Думаете ли вы оставаться верной дону Ферранте, если он отошлет из дому вашего отца? Едва ли! Если Мадонна не будет бояться того, что вы можете сделать — зачем ей помогать вам?
Донна Микаэла отступила назад. Он быстро вышел из-за прилавка и крепко схватил ее за руку.
— Понимаете, вы должны показать ей, что вы можете погубить себя, если она не поможет вам. Вы должны грозить, что погрязнете в грехе и кончите смертью, если не получите, чего хотите. Таким путем только можно принудить святых исполнить просимое.
Она вырвалась от него и ушла, не сказав ни слова. Она быстро поднялась по узкой извилистой уличке, вошла в собор и в страшном смятении распростерлась перед алтарем черной Мадонны.
Это случилось в субботу утром, а в воскресенье вечером донна Микаэла снова увидала дона Гаэтано. Был прекрасный лунный вечер, а в Диаманте такое обыкновение, что в лунные вечера все выходят из своих домов на улицу. Как только хозяева летнего дворца вышли на улицу, они сейчас же встретили знакомых. Донна Элиза подхватила под руку кавальере Пальмери, синдик Кольтаро подошел к дону Ферранте потолковать о выборах; а Гаэтано пошел с донной Микаэлой, потому что ему хотелось знать, последовала ли она его совету.