Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко)
Шрифт:
— Почему же они не копают? — прошептал Сашка Цыган.
— Ага… Я уже есть хочу, — тихо проговорил Журавль.
— Наверно, ждут ночи. Тайно, без разрешения сокровища, как правило, выкапывают только ночью, — авторитетно заявил Марусик. Он читал больше друзей, любил приключенческую литературу и имел в детективных делах немалый опыт.
— Так что — нам до утра тут сидеть без крошки во рту? — прошептал с тревогой Журавль. — Мать сегодня такой обед готовит… борщ с пампушками, утка с яблоками… на третье печенье и компот.
Марусик тяжело
— Ребята, — шепнул Сашка Цыган. — А зачем нам всем трем тут торчать? Давайте по очереди на обед сбегаем. Двое дежурят, а один…
— А что матери скажем? — шепнул Журавль. — Почему не вместе?
— Ну… ну… что рыбу на Голубеньке ловим. Клюет невероятно… не можем оторваться… Ты первый, Журавль, и иди. Твоя же мать, подготовишь её. Да и есть ты всегда больше хочешь. Иди…
Журавль не стал спорить. Как вы уже знаете, спорить он не умел. Да и мысль об душистом борще с пампушками, румяной утке с яблоками и сладкое печенье с компотом лишила его сил спорить.
За время дежурства Сашки Цыгана и Марусика ничего важного не произошло, иностранцы сидели и разговаривали.
Ребята даже не представляли себе, о чем еще можно так долго беседовать. Причем больше говорили старый «ковбой» и лысоватый, человек со шрамом слушал, иногда переспрашивал, изредка кивал, но сам говорил мало.
Лицо у него было задумчивое и скорбное.
— Наверно, войну вспоминают, — шепнул Сашка Цыган.
— Ага, — согласился Марусик.
Журавль вернулся разомлевший и виноватый:
— Бегите, ребята, бегите быстрее! Такой борщ! А утка! Я уже не говорю о печенье и компоте…
— Ну, беги, Марусик! — самоотверженно приказал Сашка Цыган.
— А почему я, беги ты, ты же… — не очень уверенно начал Марусик.
— Я сказал! — сжал зубы Сашка Цыган.
— Ребята, бегите вдвоём, чего там. А я подежурю. А то борщ остынет и утка… Мать сказала, чтобы…
— Правильно! Нет вопросов! — подхватил Марусик.
— Да мы же договорились… — заколебался Сашка Цыган.
— Да что там договорились. Бегите быстрее, а я сам тут справлюсь.
— А, если… — начал Сашка Цыган, но Журавль перебил его:
— Ничего не «если»! Ведь как перестоит обед, мать вам не простит.
— Ну, хорошо. Ты уж тут смотри. Мы быстро. Одна нога тут, другая там.
Сашка Цыган подбадривающе похлопал Журавля по плечу, и они с Марусиком исчезли.
Журавль остался один.
Не будем скрывать: одному в опасной ситуации всегда хуже, чем вдвоём. Казалось бы, должно быть вдвое, но это почему-то значительно хуже, — вдесятеро, а то и больше… Никто этого не подсчитывал и подсчитать не сможет. Просто, когда ты один, не перед кем скрывать свой страх, и все в тебе дрожит, как в лихорадке. И это совершенно естественно: страх — это инструмент самозащиты, инстинкт, который предупреждает об опасности. Не было бы страха, человечество давно бы погибло, в самом начале своего существования. Это Марусик вычитал в какой-то книге и очень любил повторять. Правильность этой мудрой мысли Журавль почувствовал сейчас всем своим существом.
То, что перед ним немцы, которые во время войны воевали на нашей земле, не вызывало никакого сомнения. И по возрасту, и по некоторым другим признакам (хотя бы те же самые шрамы) они полностью подходили под эту категорию. Разве что лысоватый в войну был совсем юным. Но, как видно, в конце войны, во время тотальной мобилизации, в армию брали даже пятнадцатилетних мальчишек. Значит, все они бывшие фашисты, а может, даже и военные преступники.
Гарбузяны были тогда партизанским селом, тут орудовали каратели. Значит…
Приехали они сюда не просто так. Просто так иностранные туристы в Гарбузяны не ездят. В Гарбузянах нет ни Софии, ни Лавры, ни других исторических памятников. Иностранным туристам тут осматривать нечего. Значит…
Что-то они тут ищут. Это несомненно. Что? Наверно, то, что осталось с войны. А что могло остаться? Либо какие-нибудь секретные документы, которые говорят о чем-то важном — или об агентуре, навербованной из разных предателей и оставленной в нашей стране, или о каких-то военных секретах. Либо награбленные драгоценности, которые они тогда они по каким-то причинам не смогли вывезти.
Либо… кто его знает. У Журавля не хватило фантазии.
Во всяком случае, увидев мальчишку, который за ними следит, бывшие фашисты цацкаться с ним не станут. По голове — бац!.. Яму выкопают (лопата в багажнике!), закопают и — будь здоров.
Совершенная реальность такого поворота дела заставляла сердце Журавля биться с бешеной скоростью, как только кто-то из иноземцев смотрел в ту сторону, где он прятался в кустах смородины.
Как много стоит в нашей жизни случайность! Как менялись временами даже судьбы людские от совсем, казалось бы, незначительных случайных обстоятельств.
И откуда взялась эта худющая полосатая одичавшая кошка.
Она неожиданно появилась у хаты и хрипло замяукала, глядя на иностранцев.
— Оу! Ди катце! — воскликнул старый «ковбой», широко улыбаясь. — Ком! Ком!
И протягивая руку, он пошел к кошке.
«Фашисты любили животных больше, чем людей…» — успел подумать Журавль (он когда-то читал об этом) и тут увидел, что одичавшая кошка убегает от немца в кусты, в которых он сидел.
Немец двинулся за ней. Шаг, еще шаг и…
Журавль не выдержал, вскочил, ломая кусты и царапая руки, бросился прочь.
— Оу, дер Кнабе! — послышался сзади удивленный голос немца. Что тот еще говорил, Журавль уже не слышал. Он бежал так, как не бегал никогда в жизни. Сердце его замирало. Ему казалось, что вот-вот он услышит сзади погоню, выстрелы и …
Но выстрелов не было. И погони не было тоже.
Сашку Цыгана и Марусика он встретил почти у самых Бамбур.
Ребята, отяжелели после обеда, шли неторопливо и о чем-то весело переговаривались. Увидев Журавля, они так и остолбенели, пораженные.