Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко)
Шрифт:
Стройный молодой человек в сером костюме, приятно улыбаясь, всем по очереди пожал руки. Причем Любе улыбался с особой симпатией.
Именно он внес в хату два чемодана, один большой, другой поменьше. Мистер Фишер что-то коротко сказал по-английски товарищу Олексиенко, и тот, снова-таки приятно улыбаясь, обратился ко всем:
— Знаете, вы тут себе по-родственному поговорите, а мы с мистером Фишером немного проедемся по селу, он хочет…
— Но же… — Катерина Семеновна переглянулась с мужем. — Мы сейчас за стол садимся.
— Ничего-ничего,
Миссис Гапка тоже посмотрела на Олексиенко как-то странно.
Было такое впечатление, словно она боится остаться в одиночестве с родственниками.
И, когда мистер Фишер и Олексиенко вышли, она сразу бросилась к маленькому чемодану, раскрыла его и начала поспешно вытаскивать разные вещи.
— Это, братец, тебе… Это, Катюша, тебе. Извините. А это, Любаша, тебе, племянница. Это есть платье для венчания. Смотри, какое красивое, люксовая! Ведь у вас таких платьев для венчания быть не может. Это есть настоящий американский нейлон.
— Спасибо, но… — Люба почувствовала большую неловкость. Да и старшие Бойко тоже.
— Это ты не можешь отказаться. Пользуйся шансом, что имеешь тетку в Америке. Разве ваши девки могут иметь такие вещи?!
— Ну что вы, у нас тоже есть очень хорошие, — начала Люба, но тётка её перебила:
— Да псу на подстилку подошли бы эти ваши вещи. Разве у вас такой жизненный стандарт, как в Штатах? Вот, смотри, жилетка… А вот платье из кримплена. Это есть сейчас страшно модно, — кримплен.
— Спасибо, но…
— Но, не смотри, что немного рыжее подмышками. Небось, не на пупке — подмышками! Да и не будет же пани всё время держать руки вверх. Элегантная пани должна руки держать при себе… Видишь, это есть все немного поношенное. Натурально. Однако, за новые вещи, за новые платья надо на таможне платить большие деньги.
Красный как мак Петр Васильевич переглянулся с женой, с дочкой и, запинаясь, сказал:
— С… спасибо, сестра, спасибо… Не надо. Идём, я тебе… я тебе лучше свою пасеку покажу.
— Ты же не знаешь, он же у нас пасечник! — слишком громко воскликнула Катерина Семеновна. — Рыжий Панько. Замечательный пчеловод. А как же! Это его, как у вас говорят, хобби. Так увлекается, что полгода опухший ходит. Новый вид вывел. Только у него на нашем конце села такие пчелы, что весь мёд съели. Да еще и два пуда сахара.
— Ну, что ты говоришь? — склонив голову набок Петр Васильевич. — Что ты, извини, понимаешь в пчеловодстве?
— А что это, люди добрые, за пчелы! Что, вместо того чтобы давать мёд, весь его до капли съедают. Еще и кусаются. Не пчелы, а какие-то, прости господи, голодные собаки. Только что не гавкают.
— Мама! — укоризненно воскликнула Люба.
— Тебе лишь бы навар, лишь бы навар! Материалистка, — ухмыльнулся Петр Васильевич.
— А ты идеалист! Утопист! Утопишь меня в слезах своими пчелами.
— Ну вот, берешься говорить, а ничего в предмете не понимаешь, —
Весь этот разговор велся слишком громко. Бойко старались как-то заглушить неловкость, вызванную этими ношенными подарками.
— Ну, вы идите, а с Любой закончим на стол накрывать, — сказала Катерина Семеновна.
Петр Васильевич водил сестру по саду, где у него была пасека, рассказывал о пчелах, но чувство неловкости, неестественности не оставляло его. И он не мог прямо взглянуть в глаза сестре, и она избегала взгляда.
Наконец подъехала машина. Вышли мистер Фишер и товарищ Олексиенко.
Все зашли в хату и сели за стол. Но и застолье не принесло утешения.
Все сидели будто не за праздничным столом, а на приёме у зубного врача. Разговор никак не завязался. Толстый мистер Фишер заметно нервничал. Он уже несколько раз обращался с резкими короткими фразами на английском языке то к миссис Гапке, то к товарищу Олексиенко.
Американская сестра Бойко, краснея, что-то так же коротко отвечала, Олексиенко, приятно улыбаясь, тоже. Наконец она не выдержала:
— Да скажите уже вы, товарищ Олексиенко, а то я не могу.
— Ну что же… — приятно улыбнулся Олексиенко. — Наверно, придется мне. Так вот, товарищ Бойко… Петр Васильевич, Катерина Семеновна и… — он улыбнулся еще приятнее, — и Любовь Петровна… Должен отрекомендоваться. Я — представитель инюрколлегии по Украине, занимаюсь делами иностранных граждан на территории нашей республики. В инюрколлегию поступило заявление от гражданки Соединенных Штатов Америки Лукашевич-Бойко о выдаче ей наследства по завещанию гражданина Бойко Стефана, который умер в городе Нью-Йорке (США) восемнадцатого апреля 1963 года на девяносто четвертом году жизни. Наследство это состоит из золотых и серебряных вещей (перстни, обручальные кольца, браслеты, портсигары, ложки и т. д. — реестр прилагается), оцениваемый приблизительно в сто пятьдесят — сто шестьдесят тысяч рублей по нынешнему курсу. Вещи это закопаны во дворе бывшего шинка Стефана Бойко в десяти шагах на запад от старого дуба (план местности прилагается). Шинок сгорел еще в гражданскую войну, но дуб, как видите, сохранился… Значит…
Если бы в хате сейчас взорвалась бомба, семья Бойко так бы не удивилась. Все онемели.
— Если бы гражданка Лукашевич-Бойко обратилась к нам сразу, то есть в течение шести месяцев после смерти Стефана Бойко, — продолжал Олексиенко, — она имела бы право на получение наследства полностью…
— Если бы я знала… — проговорила сестра Бойко.
— А так, — улыбнулся своей волшебной улыбкой Олексиенко, — она имеет право на двадцать пять процентов стоимости наследства, как лицу, нашедшему клад… То есть около сорока тысяч рублей…